Что-то казалось совсем-совсем неправильным. Лившийся в окно свет выглядел каким-то неживым. Затхлый воздух не проталкивался в грудь, прилипая к нёбу, глотке, трахее как застывший кисель. Мертвая тишина давила на уши словно вода на большой глубине. Его взгляд упал на стоящие у противоположной стены часы с кукушкой. Он с трудом подавил панику, разглядев, что маятник почти застыл в верхней части дуги, медленно, едва заметно, двигаясь по ней в сторону пола. Все хорошо, внушал он себе, все нормально. Все под контролем.

"…техническая возможность есть, правда, ни разу не опробованная…" …Робин, я надеюсь, что ты знаешь, что делаешь…

Внезапно раздавшееся тиканье часов заставило Олега подпрыгнуть в кресле. Воздух, прогоняя удушье, хлынул в легкие свежей струей, словно вода в глотку умирающего от жажды. Скрипнула отворяемая дверь, и вошедший с крыльца Крупецкий с удивлением уставился на своего подопечного.

– Пан Кислицын, что-то не так? – осведомился филер. – Вы выглядите нездоровым.

Извозчик у парадного, но все-таки вернулись бы вы в постель. Доктор будет недоволен.

– В постель… – хрипло пробормотал Олег после долгой паузы. – В постель… Нет, Болеслав Пшемыслович, в постели мне делать нечего. Впрочем, я передумал. Думаю, с Герасимовым пообщаться я еще успею. Отпустите извозчика, если не трудно.

Крупецкий наградил его недоверчивым взглядом, пожал плечами и вышел на улицу.

Олег слышал, как он ругался с недовольным "ванькой". Минутой позже филер вернулся с крыльца и подозрительно уставился на Олега.

– Я так думаю, пану все же следует вернуться в постель, – брюзгливо произнес он.

Олег оттолкнулся руками от неудобных подлокотников и встал. На мгновение пол качнулся под ногами, но тут же успокоился. Он подошел к окну и оперся на подоконник, вглядываясь в осенний проспект через тусклое стекло.

Низкие обложные тучи неслись над городом, сея моросящий дождь. Под порывами ветра гнулись мокрые, мертвые, давно облетевшие ветви деревьев. В скапливающихся на брусчатке лужицах посреди неспокойной ряби качались полусгнившие листья, а нахохлившиеся, но все равно нахальные воробьи прыгали вокруг свежих конских яблок, оставшихся от лошади извозчика. Шумно, слышно даже сквозь двойную оконную раму, захлопала крыльями ворона, снявшаяся с дерева и полетевшая куда-то по своим делам. По тротуарам понуро спешили по свои делам люди в теплых пальто и шинелях с поднятыми воротниками, плохо защищающими от налетающего с Балтики сырого холодного ветра.

Осень властвовала над огромной и дряхлой Российской империей, и в воздухе уже витало предчувствие близкой суровой зимы. Не сегодня-завтра снежные бураны обрушатся на северные города, заметая улицы непролазным снегом и замораживая на корню уцелевшую жизнь. И лишь весной, до которой еще следует дожить, сквозь слегка оттаявшую землю пробьются робкие ростки новой травы…

Ничего этого нет, сказал себе Олег. Это иллюзия. Фантомы, барахтающиеся среди миражей, бездумно слепленных непостижимыми существами, не похожими ни на что в реальном мире. Марионетки, которых дергает за веревочки оживший компьютер из скверного фантастического романа. Какое мне дело до этого несуществующего мира?

Какое мне дело до их судеб? Почему я должен служить для них каким-то Эталоном?

Кто вообще сказал, что я подхожу для этой роли? Я хочу домой, в тот мир, который хоть как-то вещественен. В родной для меня мир.

Или уже не хочу?

Два месяца. Два таких коротких и таких длинных месяца – не то экскурсия по музею чужой жизни, не то отчаянная череда попыток удержать свой разум, тонущий в пучинах сюрреализма, на поверхности здравомыслия. Я видел лишь крошечную часть этого мира – но эта часть куда больше той, что многие могут увидеть за всю жизнь. Я еще не знаю, нравится ли он мне или же я ненавижу его так сильно, как только могу ненавидеть. Он чужой мне… но я знаю, что он может стать моим домом.

Я не хочу здесь оставаться!.. Или хочу? Не знаю. Весь вопрос в том, имеет ли для меня хоть какой-то смысл жизнь именно здесь. А какой у меня вообще смысл жизни?

Пусть там, в родной реальности? Три года назад я, мелкий нахальный снабженец, барахтался среди житейских проблем, мало задумываясь о завтрашнем дне. Два года назад я с упоением бултыхался в море большой политики, куда меня с моего бережка смыло случайной волной, но и тогда завтрашний день волновал меня крайне мало.

Пан или пропал, рискнуть, увернуться, выкрутиться, решить сегодняшние проблемы, а завтрашние – для них настанет завтрашний день. Год назад я отчаянно пытался выстоять под внезапно свалившимся на меня вместе с постом Народного Председателя грузом ответственности и неразберихи. Думал ли я тогда о смысле жизни? Нет, однозначно – амеба, реагирующая на иглу экспериментатора, действует рефлекторно, а вовсе не ищет смысл жизни.

А сейчас? Оглядываясь в недалекое еще прошлое – задумывался ли я о смысле жизни?

"Ночной танцор" – это план, нацеленный в будущее? Или просто очередной раунд в вечной бюрократической игре на выживание? Не знаю.

Зачем я живу? Я-там? Я-здесь? Я еще не знаю ответа. Но я знаю – да, сейчас я отчетливо это понял – что не брошу тех, кто от меня зависит. У меня никогда не было детей, но сейчас я понимаю тех, кто жертвует своей свободой и личной жизнью ради семьи. Я всегда посмеивался над людьми, рассуждающими о чести и долге. Но сейчас я хорошо осознаю, что фраза… как ее сформулировал тот Хранитель, Тилос, в свое время?.. "Делай что должно, и будь что будет" – да, это не просто пустой набор звуков.