– В роли хозяина – вы? – спросил я.

– Обычно наши штатные психотерапевты, – точно не заметив подвоха, ответила Лада Вячеславовна. – Но иногда бываю и я.

– Вы что же… заставляете их лаять?!

– Нет, но если наш гость изъявляет желание раскрепоститься до такой степени, я не считаю нужным препятствовать.

Я с трудом совладал с собой. Хотел было задать вопрос о третьей ролевой стадии, но в дверь без стука вошла пожилая дама и молча протянула Кольцовой какую-то бумагу. Главврач пару секунд изучала ее, потом поднялась со своего места и, извинившись, вышла из кабинета вместе с неразговорчивой визитершей. Я проводил Ладу Вячеславовну ненавязчивым взглядом. Она была обладательницей просто-таки необъятного зада, очертания которого не могла скрыть самая широкая юбка. При ее высоком росте большой зад смотрелся вполне гармонично, но мне почему-то пришла в голову мысль о розгах… Тьфу, отвлекаюсь. Я ведь пришел сюда не за этим. Что же касается психокоррекции… По-моему, это какой-то дурдом. И мне повезло, что я в свое время не был здесь «реабилитирован». Видимо, третья ролевая стадия заключается в том, что недавний солдат представляет себя насекомым. Крохотным жучком, козявкой, которую вот-вот раздавит огромный розовый палец, принадлежащий все той же Ладе Вячеславовне Кольцовой… Додумать этот сюжет я не успел, так как Кольцова вернулась в кабинет. Я тут же задал ей вопрос о третьей стадии и получил внятный ответ, полностью подтверждающий мое предположение. Козявке совсем плохо, бежать некуда. Человек сверху…

– Вы ставите воинов в… мягко выражаясь, дурацкое положение! – произнес я, выслушав Кольцову.

– Так кажется только на первый взгляд, – махнув полной рукой, решительно возразила Лада Вячеславовна и с появившейся твердостью в голосе добавила: – Диссертация, которую я недавно защитила, построена именно на этом принципе. Моим оппонентам было практически нечего возразить!

«Засунь эту диссертацию в свою толстую задницу!» – чуть было не произнес я.

Тут и в самом деле ничего не возразишь.

«Уважаемая Лада Вячеславовна, – мысленно формулировал я следующий вопрос, – вам никто из ваших пациентов никогда не говорил, что вы не заслуженный психотерапевт и не подполковник, а… жопа с ушами?»

– Лада Вячеславовна, – начал я, – кто-нибудь из реабилитируемых никогда не говорил вам резких слов?

– Да, конечно, – вновь чему-то улыбнулась она, совсем закрыв щеками глаза. – Иной раз приходится выслушивать даже оскорбления, но тут уж ничего не попишешь.

– Кто и… как оскорблял вас?

Улыбка сошла с ее лица, глазки округлились.

– Я не храню в памяти подобные вещи. Почему я вообще должна вам отвечать? – проговорила она.

Кажется, я задел ее за живое. Теперь главное, чтобы она не замкнулась и не умолкла.

– Лада Вячеславовна! – Настала пора улыбнуться и мне. – Вы такая милая очаровательная женщина! И поэтому…

Договорить я не успел, так как дверь распахнулась и на пороге возник здоровенный парень в накрахмаленной больничной сорочке.

– Что такое, Горбунов? – Кольцова недовольно вскинула тоненькие бровки.

– Ж-жжж! – по-идиотски зажужжал парень.

Я сидел в полутора метрах от него и уловил отчетливый запах дешевой водки или самогона.

– Опять, Горбунов! – раздраженно произнесла подполковник Кольцова. – Где вы взяли водку?

– Ж-жжж, – продолжал жужжать парень, двигаясь к Ладе Вячеславовне. – Я шмель мохнатый, сейчас уж-жалю!

Он был уже в полушаге от Кольцовой, и мне ничего не оставалось, как рвануться вперед и оказаться между «шмелем» и Ладой Вячеславовной. «Шмель» был намного выше меня, он попытался смести меня с дороги одним махом своей тяжеленной клешни, и мне пришлось ударить его яварой в солнечное сплетение. Кольцова тем временем успела нажать потайную «тревожную кнопку». «Шмель» охнул, но на ногах устоял. Я же без особого труда сумел заломить его правую руку, таким образом обездвижив его.

– Дави, сука! Дави! – заорал он, глядя при этом на старающуюся сохранить спокойствие Кольцову.

Не прошло и минуты, как в кабинет вбежали трое дюжих санитаров и быстро увели «шмеля».

– В изолятор его и следите, чтобы больше не распутался! – раздраженным голосом крикнула вслед Кольцова.

Дело понятное. Сейчас парню вколют лошадиную дозу успокоительного, потом спутают по рукам и ногам, затем привяжут (а то и прикуют) к кровати.

– Как видите, и у нас бывают сбои, – закрыв дверь, пояснила главврач.

Глазки у нее сейчас были злые, а щеки красные, чуть подрагивающие.

– Где-то ухитряются доставать водку, – продолжила она, садясь на свое место. – А вы молодец, с вами не страшно по набережной ночью пройтись!

– Что это за парень? – спросил я.

– Горбунов… Усиленно не хочет «корректироваться». Постоянно где-то достает водку, а потом устраивает вот такие вещи. Направлен от воинской части, поэтому мы не можем его выгнать.

– Он воевал?

– Разумеется, поэтому и нянчимся с ним. – Кольцова скривилась всей своей щекастой физиономией. – Кажется, десантник.

Кажется, десантник… Креститься надо, когда кажется. Может, этот Горбунов из моего подразделения? Да даже если и не из моего?! А мне только что пришлось его ударить.

– Продолжим разговор? – воркующим голоском осведомилась подполковник Кольцова.

– Знаете, я, пожалуй, пойду, – произнес я и, не оглядываясь, направился к двери.

Метод казался мне идиотским, но, может быть, я чего-то не понял? А ведь ОН тоже скорее всего был реабилитирован Кольцовой. Интересно, запомнила она ЕГО? Вытворял ли он штуки, как сегодняшний десантник Горбунов? Вряд ли. Нет, ОН, пожалуй, смолчит. ОН выдержан, уверен в себе и своей правоте. Поэтому так опасен. Кольцова при всем желании ничего не смогла бы вспомнить о НЕМ. Я потерял время?