— Может для девушек я и занят, но для друзей являюсь по первому зову, как неотложка! Короче, с приездом! Хороший праздник, как известно, начинается с обжорства!

— И кончается под столом! Все, встречаемся внизу! Пока, лаборатория Полевой Физики! — не удержался я от шпильки и бросил трубку, пока оттуда не раздалось в мой адрес что-нибудь покруче.

На радостях я выскочил в коридор, как черт из табакерки, и козлом, вприпрыжку прогрохотал по лестнице вниз. Ещё на дальних подходах к столовке в нос ударил едкий запах то ли прошлогодней квашеной капусты, то ли вареной маринованной свеклы. Это было что-то! Я даже притормозил, ностальгически прикрыв глаза и прислушиваясь к отдаленному эху сгружаемых в лотки алюминиевых вилок-ложек, глухому звону мутных граненых стаканов и грохоту двигаемых по керамической плитке железных стульев. Как, оказывается, давно я не прикасался всей душой к этой милой совковой действительности! Тут сзади кто-то подхватил меня под руку, и я услышал все тот же веселый бас.

— У Вас случайно не обморок от отравления запахом? Может нам лучше прогуляться до МехФизовской столовки? Там, не в пример, лучше готовят.

— Федька, ты ничего не понимаешь! Я просто балдею! Четыре месяца без родной среды обитания! Я истосковался! Где ты во всем мире еще найдешь этот, уходящий в небытие, дух подлинного равенства трудового народа, когда в одной столовке, совершенно одинаково, могли отравиться великий академик и распоследний студент-двоечник!

— Ну и пафос попер! Ты чёго-то совсем там, за границами, сбрендил.

— Нет, Феденька! Эти кривые вилки, этот прокисший рассольник и компот из чего-то бурого и склизкого! Эта столовка уже последняя, даже у нас, в академии, у которой вечно нет денег на переоборудование. Все маленькие институтские едальни уже такие же причесанные, как на западе. Эту столовку надо объявить заповедником и достоянием всего трудового народа! Слушай, если я сейчас не увижу толстых теток с поварешками, хмуро молчащих на своих постах на раздаче, как караул у мавзолея, у меня случится истерика! — просипел я, хватаясь за сердце.

— Эк тебя бедненького проняло! — ржал Федька. — Тебе б в театре Хамлета играть!

— Да-да, — прочувственно вздохнул я и продекламировал. — Тупи аль не тупи, а жрать охота!

Уже за столиком, пройдя милый моему сердцу строй Рембрантовских дам, обслуживающих нас своими безразмерными поварёшками, и выбрав все-таки что-то съедобное, мы предались чревоугодию и спокойной беседе.

— Ой спасибо, Жень, давно так не смеялся! Прокисаем мы что-то, сидя на месте.

— Да на здоровье — у тебя учусь. А если серьезно, как тут дела? Есть ли что новенького?

— Да что о нас, ты лучше о себе расскажи — с запада приехал, и не поделишься впечатлениями? — как будто замявшись, сказал Федька.

— Ну, о тамошней провинции с ее кислой капустой отдельный разговор. У каждого, брат, своя скука и способы ее разгонять. Может, вечерком соберёмся своей компанией — сразу все всем и поведаю. Заодно и мнениями обменяемся — будет настоящее заседание клуба! — предложил я.

Мы регулярно собирались нашей компанией, обязательными участниками которой были физик, медик и биолог, то есть Федька, Славка и я. Остальные участники этого клуба постоянно менялись, в зависимости от того, кто еще был приглашен. Все происходило как-то спонтанно, и в шутку, мы прозвали эти посиделки клубом разгильдяев.

— Договорились! Созвонимся со Славиком — если он сможет, то я хоть сегодня. Кстати! — вспомнил вдруг Федя. — Ты нам еще одну попойку задолжал!

— А-а, ты все-таки вспомнил!

— Как же! Получил мэнээса и смотался за границу — так не пройдет!

— Кстати, не назвать ли наши высокоинтеллектуальные попойки клубом мэнээсов? Звучит! — предложил я.

— Не-а не звучит! Вот клуб балбесов-мэнээсов звучит!

— Заметано! И кончай смешить! Совсем поесть не дают! — взмолился я. Потом вспомнил Федькину фразу. — А что значит: "если Славка сможет"? У него что, продолжается процесс разложения мужской солидарности под ослепительным излучением женской любви? — ревниво съехидничал я.

— Да ты знаешь, кажется у них с Ташей все настолько серьёзно, что я уже устал над ним подтрунивать, — вздохнул Федя

— Да неужто?!

— Я даже стал чувствовать некоторую зависть к ним. Без балды, люди элементарно счастливы, — задумчиво пробормотал Федор.

— А ты сам-то эту Ташу видел? — озаботился я судьбой своего друга.

— Видел и общался! Тут отбивать, разбивать или уводить явно бесполезно. Как говорят — чем больше препятствий, тем любовь злей.

— Да-а, интересно было бы посмотреть на нее! — промычал я с набитым ртом.

— А вот чтобы Славка пришел наверняка, мы его с Ташей и позовем. Кстати, сам увидишь: не такая она и дура. Еще и тебя переболтает, если разойдется.

Обсудив все вселенские и местные сплетни, мы, как довольные и отъевшиеся мыши, расползлись обратно по лабораториям.

Уже после обеда я вдруг вспомнил: "Да! Я ж должен Славке позвонить. Ура! Хорошая мысль!" Славка, видимо, увидев, кто звонит, сразу радостно заголосил:

— А-а, наш путешественник заявился!

— Привет Земеля! — приветствовал я его, как всегда, коверкая его фамилию.