Дело было в том, что 'Даная' на этой картине была как две капли воды похожа на саму Мазину, разденься она и задери руку. Лицо и фигура - ну точно её! Может быть, Мазина служила натурщицей этому художнику, и это - Мазина, а вовсе не 'Даная'? Но написано было внизу: Рембрандт. Даная.

На следующий день я отправил почтой письмо в газету 'Советский транспортник' - главную газету в нашем городке. На неё заставляли подписываться всех, кто работал в ЦНИИСе, а ещё бесплатно бросали в почтовые ящики. И через неделю в газете появилась статья, вот она лежит передо мной:

'Усердие не по знаниям

Я, Рябоконь Дмитрий Лукьянович, 1900 года рождения, участник ВОВ, пенсионер, являюсь любителем живописи. Отказывая себе во многом, я приобрёл копию картины великого Рембрандта 'Даная' и повесил на стене комнаты в общежитиии, где живу. Но бывший комендант, тов. Мазина Т.П., незаконно ворвавшись в мужское общежитие, и согнав меня, раздетого, с кровати, сорвала и уничтожила картину, обозвав её 'фарнографией' (наверное, имелась в виду 'порнография'). Прошу редакцию пояснить тов. Мазиной, что картина великого художника - не порнография! Ветеран ВОВ и труда - Дм. Рябоконь'.

И далее шло нудное разъяснение какого-то кандидата искусствоведения, что многие не искушённые в искусстве люди, принимают шедевры мирового изобразительного искусства просто за демонстрацию обнажённой натуры: и.т.д. и т.п. Иначе говоря - позор малограмотной темноте и хулиганке Мазиной!

Наутро после появления статьи, Мазина, плача, попросилась войти к нам. Мы открыли дверь, и к нам не вошла, а вползла несчастная, униженная, я бы сказал, 'опущенная' Даная-Мазина. Я даже подставил ей стул, так она была несчастна. Митя вытер 0 подол френча руки, надел фуражку и был готов к бою. Но Мазина обратилась ко мне, на сей раз на 'вы'.

– Я знаю, что Рябоконь неграмотный, он писать не умеет, это всё вы написали!
– она протянула мне газету, которую я не взял, - и 'куплю собаку дворовой породы' - тоже ваша затея! Я сдаюсь!
– падая на колени и прижав руки с газетой к груди, простонала Мазина. Я не буду больше заходить к вам, творите, что хотите. Пусть будет общежитие имени этого идиота Рябоконя (Лукьяныч привстал, было, но сразу сел обратно - он был поражён поведением Мазиной - ведь она лет двадцать жестоко третировала жителей всех общежитий ЦНИИС!) - это тоже ваша затея! Но не трогайте меня больше, я недооценила вас! Вы - умный и жестокий негодяй!

Я помог Татьяне Павловне встать с колен и усадил её на стул. Бледный Асадуллин принёс ей стакан воды. Испуганный Жижкин лёг в постель и притворился спящим.

– Договорились, договорились, Татьяна Павловна!
– быстро согласился я.
– Вы помните, как еврейский танк дошёл до Берлина без потерь? Ведь на нём была надпись: 'Не троньте нас - не тронем вас!'. Будем мудрыми, как те евреи, и договоримся не задирать друг друга! Ну как, мир с умным негодяем?
– и я протянул Мазиной руку. Она, с ненавистью глядя мне в глаза, прикоснулась к моей руке.

– Ненависть - плохой союзник, - шепнул я Мазиной, провожая её к выходу, - она приносит больше вреда тому, кто ненавидит, чем тому, кого ненавидят. Поверьте мне, я же хоть и негодяй, но умный, как вы правильно заметили. Я, например, не испытываю к вам ненависти. Правда, и любви тоже!

На этом мы и расстались. Позже, если мы и встречались, то только на улице. Я вежливо здоровался с ней, а она демонстративно отворачивалась. Темнота, как говорил Лукьяныч, - двенадцать часов ночи!

Могилёвская эпопея

К декабрю 1964 года моя диссертация была написана, и я доложил её на научно-техническом Совете лаборатории Фёдорова. Доклад Дмитрию Ивановичу не понравился. Я, действительно, полагая, что всё знаю, не отрепетировал доклад, волновался. К тому же, 'пробудился' неведомо откуда, мой грузинский акцент.

– Знаете, Нурибей, вам нужно надеть бурку и папаху, прикинуться этаким диким горцем, и тогда такой доклад пройдёт! А для москвича такой доклад слабоват!

Я понял свою ошибку, и после этого всегда репетирую каждый доклад, даже каждую лекцию. Иногда говорят, что экспромт покоряет слушателей. Так вот: самый лучший экспромт - это отрепетированный экспромт!

Теперь надо было доложить работу в головном институте по землеройным машинам - проклятом ВНИИСтройдормаше, которому ничего нового не нужно.

Мы с помощью молодых специалистов этого института - Малиновского, Гайцгори и Солнцевой, провели модное тогда математическое моделирование процесса копания грунта моим скрепером на аналоговых машинах. Моделирование показало полное подобие испытаниям, т.е. бесспорные преимущества новой машины. Я шёл на доклад совершенно спокойным.

Но не тут-то было - я плохо знал институт, который Вайнштейн откровенно называл дерьмом. И вот после моего доклада об испытаниях, доклада Малиновского о результатах моделирования, выступил начальник отдела землеройных машин Андрей Яркин и осторожно, но непреклонно дал понять, что моя машина нашей советской промышленности не нужна. Испытаний недостаточно, математическое моделирование - как дышло, куда поворотишь, туда и вышло, да и кто сказал, что работать, как сейчас - с толкачом - это плохо? Пока скрепер ходит вхолостую, бульдозер-толкач подчистит грунт вокруг, подготовит забой.