В зале шла обычная тренировка. Две пары бойцов спарринговали, усиленно пытаясь запугать друг друга боевыми выкриками.

Здоровенный плечистый тип, в котором Константин узнал уже знакомого бывшего спецназовца Гаврилу, пытался изо всех сил избить макивару.

Увидев, как Гаврила охаживает своими кулаками-кувалдами тренировочное приспособление, Константин мысленно поблагодарил Бога за то, что во время драки в подвале у Василия Трубачева он смог избежать участи спортивного снаряда.

Еще несколько человек занимались растяжкой у шведской стенки.

Внешне тренировавшиеся выглядели опытными бойцами. «Деды, — с насмешкой подумал Константин, оглядываясь на парнишку, который по-прежнему сидел на скамейке у входа, пытаясь восстановить сбитое дыхание. — Сами делом занимаются, а салабона на тумбочку выставили».

Уже позднее, после встречи с Матвеем, Константина вдруг посетила забавная мысль: вообще-то в этом спортивном зале его могли просто-напросто замесить.

Сам он, конечно, дерется неплохо да и хлипкостью духа вроде бы никогда не отличался, но на долгую схватку с тренированными противниками его явно не хватило бы. Так что поступил он слегка опрометчиво, можно даже сказать, пижонски, а еще точнее — по-жигановски.

Первым внимание на Константина обратил Гаврила. Он перестал ожесточенно лупить макивару и, тяжело дыша, уставился на Панфилова. Константин махнул ему рукой, подзывая к себе. Тяжелой походкой Гаврила направился к двери.

— Здорово, спецназовец, — приветствовал его Панфилов.

— Здоров, если не шутишь, — угрюмо ответил тот, потирая громадные мозолистые костяшки пальцев.

— Хочу повидать Матвея.

— А как ты…

Гаврила выглянул за дверь, увидел отдыхающего охранника и замолчал.

— Только не говори мне, что ты не знаешь никакого Матвея, — чуть поморщился Константин.

— Он там, в раздевалке, — Гаврила кивнул в противоположную сторону.

— Ладно, тренируйтесь, — спокойно сказал Константин и направился к двери, видневшейся в противоположном углу зала.

Матвей сидел на скамейке, прислонившись спиной к облупленной стенке. Сухощавый, жилистый, невысокого роста, он отдыхал после напряженного тренинга. Его раскрасневшееся лицо покрывали капли пота, лоб наискосок пересекала вздувшаяся синяя вена. Какие-то смутные воспоминания вызвала у Константина эта вена.

Он вошел в раздевалку и сел напротив Матвея. Тот принялся изучать его цепким жестким взглядом.

— С кем имею честь?

По этому несколько старомодному в наше время вопросу Константин понял, что имеет дело с бывшим офицером. В принципе это особой роли не играло, но внесло в разговор некоторые коррективы.

— Константин Панфилов.

— Звание?

— Я погон не ношу.

Константин не понял — то ли Матвей сразу же пытается подавить его своей властностью, то ли армия приучила к такой манере разговаривать.

Хотя Матвей и выглядел моложаво, ему, как и Константину, очевидно, было лет тридцать пять, не меньше. Коротко стриженные волосы кое-где серебрились.

— Чем обязан?

— Ты посылал своих людей к Трубачеву?

— Я не посылаю, я приказываю, — резко сказал Матвей.

— А если они не выполняют твоих приказаний?

— Неисполнение приказа карается.

«Гаврила не выглядит наказанным. Значит, к Василию он приходил по собственной инициативе, чтобы выслужиться», — подумал Панфилов.

— Ты где воевал?

Матвей смотрел на него сквозь прищуренные глаза.

— Это имеет какое-нибудь значение?

— Имеет.

— Ерунда, — коротко бросил Матвей.

— Если мы, уцелев там, не можем договориться здесь, то что тогда называется фронтовым братством?

Константин начинал злиться. Его раздражала эта холодная надменная отстраненность.

— Это все слова, пустые слова.

— А как же наша кровь, оставшаяся там, на Саланге и Кандагаре?

— Кровь? — глаза Матвея сузились до еле приметных щелочек. — Насчет крови ты прав, боец Панфилов. Тот, кто однажды почувствовал ее вкус, никогда не забудет. Нас сделали пушечным мясом. Нам говорили, что мы защищаем родину, а потом отказались от нас.

— И что, теперь мы должны отказаться от самих себя?

— Нет, боец Панфилов, — Матвей вдруг резко наклонился, — мы должны взять все, что у нас украли.

— У кого взять?

— У жизни.

— Да ты не у жизни берешь, а у своих земляков. Твои люди сегодня чуть не сожгли Василия заживо. Он еле выбрался из подвала.

— Это было предупреждение. Его никто не собирался убивать. И запомни, Панфилов, между словами и делами я всегда выбираю последнее.

— Мира не будет?

— Мир? — Матвей издал короткий резкий смешок, за которым явственно проступало презрение. — Мира нужно добиваться.