Шрифт:
Один из «абреков», отпихнув ногой возящегося с веником мужика, открыл такой шкаф и поставил туда свой автомат, после чего шкаф закрыл на замок.
Ясно было, что это что-то вроде караулки у «бандюг-дагестанцев». Но пьяная личность, которая через полчаса общения с Олегом вспомнила, что зовут ее саму – Семен Васильевич и что была она когда-то доцентом и кандидатом наук, правда, не помнит, каких, поведала Олегу еще один интересный факт.
Между собой «абреки» разговаривали на своей тарабарщине, но, когда Семен Васильевич спросил у одного из них, нельзя ли ему забрать мешок с пустыми бутылками, целую батарею которых он вытащил из-под топчанов, они перешли на русский, и один из них сказал другому, что пусть, мол, забирает и убирается оттуда поскорее. А то, если, мол, не приведи аллах (так и сказал: «Не приведи, аллах!»), вернется Руслан, он им уши отрежет с головами вместе, если узнает, что они не сами в караулке убирались, как он приказал, а какого-то пьяного русского мужика заставили.
Семен Васильевич все эту историю очень хорошо запомнил, потому что он сначала от смертельной обиды просто-таки протрезвел окончательно, когда его пинком наградили, а потом обрадовался смертельно, потому что мешок с бутылками ему забрать все же разрешили. Правда, еще один пинок дали, когда он из ворот выходил.
Вручив Семену Васильевичу в качестве гонорара бутылку «Анапы», Олег тут же сообщил добытые им сведения в Запрудный.
Константин понял, что с одним из братьев Матукаевых пришла пора разобраться. А в том, что в особняке жил Руслан Матукаев, Панфилов больше не сомневался.
Ну что ж! Одного он нашел.
Он поручил Олегу продолжать наблюдение за особнячком и начал готовить план «разговора» с одним из братьев-дагестанцев.
Через три дня он вызвал к себе в кабинет бухгалтера Шевченко и вручил ему запечатанный конверт.
– Держи, Виктор Сергеевич, – сказал Панфилов. – Остаешься за главного. Если я через три дня не появлюсь, вскроешь. Ну а остальное сам все знаешь, что да как. Держи поводья, словом.
Шевченко пожал плечами, взял конверт и улыбнулся скептически.
– Не люблю я эту таинственность и недомолвки, Константин Петрович, – сказал он. – Случалось вам и на больший срок отлучаться, и никаких конвертов вы мне при этом не оставляли. А тут что за притча?
Однако Константин ответил ему совершенно серьезно, без тени улыбки.
– Там, Виктор Сергеевич, мое завещание, – сказал он. – И инструкции, которые я оставил вам лично, о том, как распределить черный нал. Я не сомневаюсь, что, если понадобится, вы все сделаете именно так, как я прошу, так, как здесь написано.
Услышав слово «завещание», Шевченко тут же стер с лица улыбку.
– Надеюсь, этого не понадобится, – искренне сказал он.
– Я тоже на это надеюсь, – ответил Панфилов. – По крайней мере, не сейчас, рано еще, рано…
И вышел, оставив главбуха разбираться с делами и документами.
В конверте были главным образом распоряжения о таких посмертных просьбах, которые Панфилов не мог доверить ни одному нотариусу и вообще ни одной государственной структуре.
Например, он просил продолжать финансировать запрудненскую братву до тех пор, пока они будут сотрудничать с Павлом Бережновым, было письмо к самому Паше, которого Костя просил поработать с братвой, если ему, Панфилову, вдруг не повезет…
Но он не думал, что ему может не повезти. Просто, – деньги есть деньги, – и о них нужно позаботиться заранее, заранее пристроить куда-нибудь. Деньги без хозяина никогда не остаются, ни секунды бесхозными не лежат.
Только попробуй он, Жиган, отбросить коньки, сейчас же растащут, как стая воробьев кучу зерна, – каждый в клюве по зернышку. А у иных клювы такие, что туда и целый мешок этих зернышек влезет.
Настроен Константин Панфилов был серьезно. Он шел забирать жизнь у Руслана Матукаева и был уверен, что сделает это.
Конечно, проще всего было бы загрузить тротилом какой-нибудь «Урал» потяжелее, разогнать его хорошенько, выпрыгнув перед самыми воротами, снести их к едреной бабушке и взорвать особнячок вместе со всеми его обитателями. Но этот план имел один существенный недостаток. Панфилову необходимо было самому увидеть, как умрет Руслан Матукаев. А кроме того, он хотел поговорить с ним. О его брате, Хожахмете.
Поэтому от соблазна сделать все в одиночку пришлось отказаться. Да и еще одно соображение останавливало Константина. Он хорошо знал, что малейшая случайность часто перечеркивает даже самые надежные, стопроцентные планы.
А в случае неудачи слишком многие обрадуются его смерти, слишком многим он не воздаст должное. Панфилов не мог рисковать.
Он вызвал Стаса Маленького из Фокина и устроил небольшое совещание со своими «афганцами».
Решили Степана на операцию не брать, чтобы не засветить его ненароком, ему уже удалось собрать кое-какой материал о сотрудничестве Сапронова с Трошиным, не ясно было только, что за деятельность их объединяет.
Степан все никак не мог установить подслушивающее устройство в кабинете начальника ОВД, но на днях по графику ему предстояло ночное дежурство в отделе, и он на это дежурство очень надеялся. Вопрос с его неучастием в операции решили единогласно.