Шрифт:
– Ладно. – Гноссос наконец натянул на себя мятые вельветовые штаны.
– У тебя до Нью-Йорка бабок не хватит, какая там Гавана. Ты вчера вертел колесико?
– Меня пристроит твой кореш Аквавитус, не парься.
– Кто?
– Аквавитус, старик, ты не ослышался.
– Джакомо? Из мафии?
– Я назвал твое имя; он сейчас крутится в Майами. И не надо напрягов, я не все могу говорить.
– Какая интрига, Хеффаламп, просто восхитительно. Я вчера видел в витрине твою фоту. Очень театрально. А кто эта маленькая лесби-цаца, что похожа на Жанну д'Арк?
– Черт побери, это моя девушка.
– Не может быть.
– Блять, я пошел. – С грохотом хлопнув дверью, он рванул в Анаграм-Холл. Дело дрянь. В голове нарисовалось кафе – задние комнаты набиты анархистами, тяжелый дым над столами. Логово, где мозги оплодотворяют бунтом, место, где зачинаются связи, брожения и локальные войны. Хефф, слышит он голос командира в полевой форме, и рука сжимает руку, ждать больше нельзя. Доставь циркон Фоппе и скажи, что ночью мы выступаем. Четверть французской крови. Эритроциты здравомыслия. Добавить немного греческой плазмы. Кормить долмой, побольше козьего сыра. Биохимическая трансплантация. Изменить его сознание. Найти оранжерею и посадить семена дури.
Через несколько часов запутанный клубок оформительской волокиты привел Гноссоса в кабинет самого декана. Просторно, кожаные кресла, похоже на библиотеку, только вместо книг – минералогические образцы. Редкие разновидности известняка, кварца, сланца из ущелий, куски угля из пластов Ньюкастла, пористые слои гавайской магмы, кремнезем, гранит, самоцветы. Осколки и обломки нелепой карьеры, прерванной коллегами, нахнокавшими некомпетентность. Вместо того, чтобы привязать к ноге глыбу каррарского мрамора и утопить в Меандре, его сделали деканом. Формовщиком человеков.
Но они забыли про меня.
– Да, сэр, мистер, – говорит декан Магнолия, – все верно. Пять долларов.
– Экстраординарная сумма. Вы должны понимать, что после дрейфа на льдине, я вам об этом рассказывал, мне было весьма затруднительно, если не сказать больше, вернуться в Афину вовремя.
– Естественно, я понимаю вашу ситуацию. Но тем не менее, администрация придерживается определенных правил, и мы вынуждены им подчиняться.
– Мне придется заплатить серебряными долларами.
– Простите, не понял?
– Серебряными долларами Соединенных Штатов. Федеральный резервный банк их признает.
– Я не совсем понимаю…
– И они выдаются там в обмен на серебро.
– А, да-да, конечно.
– Я могу быть уверен, что вы их примете?
– А нет ли у вас бумажных денег, мистер…
– Мой последний работодатель никогда ими не пользовался. Бактерии.
– Вот как?
– Вы не представляете, какое количество паразитических колоний разрастается посредством долларовых банкнот. Осмотически. Пока это теория, конечно.
– Я вижу, вы питаете большой интерес к медицине, мистер… гм…
– Я собираюсь стать онкохирургом.
– А-а.
– Докопаться до внутренностей, найти болезнь, удалить опухоль.
– Рад слышать, что вы так быстро приняли решение. Большинство ваших товарищей-студентов…
– Да, я понимаю. Они тратят слишком много времени на борьбу со своей неуверенностью.
– Совершенно точно.
– Бесцельные блуждания по расходящимся тропкам юности, безответственность, неспособность вовремя выйти на Верную Дорогу. Это должно вызывать недоумение у такого человека, как вы, чье предназначение – расставлять знаки, указывать путь и тому подобное.
Декан Магнолия крутился в кресле, поглаживая кусок окаменевшей Саратога-Спрингс.
– Это так живительно – поговорить с человеком, понимающим твою позицию. Вы были бы удивлены, поистине удивлены, узнав сколько малосимпатичных юнцов проходит из года в год через этот кабинет.
– Я не удивлен, сэр. – Отвлекай кота играми, сбережешь пять баксов.
– Это один из симптомов времени. Беспокойство. Нерешительность. Ожидание Счастливого Случая. То, что первый доктор Паппадопулис называл синдромом Легкого Хлеба.
– Первый доктор, гм… – Очки без оправы ползут по картофельному носу, кожаное кресло скрипит под весом туловища.
– Мой отец, сэр. Погиб во влажных джунглях Рангуна. Эксперимент ЮНЕСКО. «Таймс» посвятил его памяти специальный выпуск – возможно, вы читали.
– Да, я хорошо помню. Должно быть, такой удар для вас и вашей матушки.
– Она погибла вместе с ним, сэр. – Взгляд в пол. Поморгать.
– Ах. Определенно, я вам так сочувствую.
– Ничего, я был к этому готов. Мне можно идти? Пора садиться за книги. Время – деньги.