Шрифт:
Теперь «Пегги Сью» хрюкает припевом.
– У тебя сегодня в доме принимают, Фицгор?
– Всю неделю. Наверное, сдерут с меня за то, что перееду. – Вилкой выжимая чайный пакетик о стенку чашки. Проверим.
– Будут возражения против греков?
– Не думаю.
Вдруг до него дошло, чашка остановилась у рта, он вытаращился поверх ободка, на лбу морщины.
– Погоди. Что ты собрался делать?
– Ну, сопру где-нибудь харрисский твид, может, от «Дака», галстук из шалли – а что, вполне годится для лучшего дома на всей горе.
– Мы такой трюк устроили два года назад с «Ди-Фи» [1] . – Хефф. – У него хорошо получается.
– Я неотразим. Блеск остроумия, салонные игры, шарады, декламация греческого алфавита, народ валяется. В каком ты доме?
– «Д-Э». Но…
– Dikaia Hypotheke [2] . Роскошный девиз. Можно сказать, вдохновляет. – Быстро допить эль, уже пробирает, желудок скрутило, кислота нетерпения. – Дом открытый, насколько я помню. Никаких рукопожатий, паролей-отзывов, ритуал принесен в жертву честной игре. Кто знает, Фицгор, вдруг я проникнусь и вступлю в ваше братство? Всю адскую неделю буду носить тюбетейку с пропеллером, а в классы таскать пищалки.
1
«Дельта-Фита-Эпсилон» – международное женское землячество, объединяющее студенток университетов. – Здесь и далее прим. переводчика.
2
Девиз студенческого землячества «Дельта-Эпсилон» звучит по-гречески Dikaia Upotheke, что означает «Справедливость – превыше всего». Гноссос переиначивает его, играя на значениях приставок upo– (верх) и hypo– (низ): «Справедливость прениже всего».
– Господи, Папс, ты ведь просто собрался на халяву пожрать. Может, кто-то из них тебя знает.
– Чем там у вас кормят? Филе-миньон? С запеченными хвостами омаров? Каким еще деликатесом можно меня удивить?
– Для начала, у тебя нет нормальной одежды.
– Хефф?
– Есть костюм от «Брукса», только что из прачечной.
– Все сходится. – Джек опять засмеялась сиплым баритоном и потерла руки. Все равно симпатичная. Интересно, она живет с подружкой?
– Заберешь меня у Хеффа, скажем, в шесть.
– Господи, Папс, я прямо не знаю.
– Они меня полюбят. – Быстро в рюкзак благословить мгновенье, серебряный доллар и кусочек феты, наощупь сквозь влажные заячьи лапки и белье, мимо склянок с парегориком. Скрутив крышку, он отломил четыре кусочка комковатого козьего сыра и, подняв их над головой, с серьезным видом пробубнил:
– Confiteor Deo omnipotente,Beatra Pappadopoulis, semper virgini,Beatra Pappadopoulis, semper paramus [3] .
3
Покайтесь перед Богом всемогущим,
Блаженным Паппадопулисом, вечным девственником,
Блаженным Паппадопулисом, вечно готовым (лат).
Небольшое пресуществление.
– Это мое тело, пацаны. – Затем, толкая вперед банку «Красной Шапочки», – Это моя кровь. – Козий сыр, яство из гальванизированных чанов – символов дурацких ячеек бытия. Щепотью он положил по кусочку сыра на каждый из вытянувшихся к нему языков.
– Я искуплен, – сказал Хефф.
– Аминь. – Джек.
Щелчком отправив серебряный доллар Фицгору, Гноссос сказал:
– Вот солидный процент моего состояния, купи на него еще крови.
– Ладно, только я буду чай. – Смирившись с предстоящим обедом, Фицгор послушно отправляется в очередь. Джек улыбается и странно смотрит. Осторожно, может, она девушка Хеффа. Хватит неприятностей из-за чужих женщин. Фицгор слишком быстро вернулся из очереди.
– Не берут.
– Что?
– Твой серебряный доллар.
– Не берут?
– Говорит, что никогда таких не видела, тетка в кассе.
Взвиться в воздух, глаза сверкают, парка над широкими плечами, как зимний плащ колдуна, волосы трепещут над ушами. Прямо в голову очереди: две студенточки с кукурузными кексами резво отдернули носочки кроссовок от звучного топота его сапог. Женщина за кассой: вместо лица – картофелина, кожа – цвета пшеничных хлопьев. Он видел ее сотни раз в придорожных забегаловках и мотелях, в бессчетных супермаркетах и на подвальных распродажах: приземистая, в ситцевом платье, туфли на гвоздиках, запах дешевых тайн из «Вулворта», губы сморщены, вся страсть высосана и выссана за ненадобностью двадцать лет назад. Покорность – вот мой враг.
Три открытых «Красных Шапочки» и чашка чая стоят на прилавке. С весомым лязгом он опустил на стойку серебряный доллар.
– Не годится, – сказала женщина. – Я ж тока что говорила.
– Что?
– Не годится.
Опуская обе ладони на прилавок и перегибаясь так далеко, что она отшатывается:
– Я глубочайше и идиотически прошу прощения, но ЭТО годится, и ВЫ его возьмете.
– Прости, конечно, сынок, но…
– Сынок? СЫНОК? ДА ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ, КТО Я ТАКОЙ?
«Дыра Платона» замерла, наполнилась тишиной, головы за складными столиками повернуты на его рев.
– Я король, блять, МОНТЕСУМА, вот кто я такой, и это – монета моего королевства.
Женщина беспомощно оглядывается по сторонам, пальцы судорожно вцепились в ключик от кассы, челюсть отвалилась, локти ищут опоры.
– И если вы без должного почтения отнесетесь к символу моего королевства, я вырву вам сердце – ага?! ВЫРВУ ВЫРВУ ВЫРВУ прямо из груди.
– Она ахнула. – И на вершине пирамиды. – Она качнулась. – Съем его СЫРЫМ!
Девушки, побросав кукурузные кексы, рванули подальше от этого психа; у женщины за кассой кровь отлила от лица.