Санки довольно споро скользили по накатанной просеке, окруженной густым еловым лесом, из-за быстро бегущих по небу кучевых облаков то и дело просверкивало яркое послеполуденное солнце, и вновь казалось наркому, что находится он непонятно где – то ли в проклятом, но все равно незабвенном прошлом, то ли в каком-то совершенно искусственном, выдуманном мире.

Левой рукой он перебирал в кармане, как мусульманин четки, россыпью брошенные туда револьверные патроны. Десятка два. Скользящие в пальцах длинные теплые цилиндрики успокаивали.

«Гипноглиф» – опять всплыло в памяти незнакомое слово, и тут же нашлось ему объяснение. Так вроде бы называется нечто вроде осязательного наркотика. А если попросту, развлекало его ощущение, что целую горсть смертей он держит в кармане. Каждый патрончик – тщательно изготовленная консервированная смерть. Не страшная старуха в саване и с косой, а тем не менее…

Но все же с гораздо более эффективной и технологической смертью он имел дело в молодости. Торпеда образца 1912 года, к примеру. Та несла в себе сразу сотню или две гарантированных смертей в металлической обтекаемой оболочке, снабженной притом парогазовым мотором. Когда они засветили, помнится, под Норчепингом в борт немецкого крейсера «Герман»…

Ямщик на облучке, спрятав в загашник деньги, суммой превосходящие чуть ли не месячный возможный заработок от местного извоза, согревшись вдобавок дармовой же водкой, пел громко и нескладно какую-то местную песню, а в глубине души надеялся, что не стукнут его гирькой по затылку странные пассажиры и позволят вернуться домой живым и с прибылью.

– Может, вы скажете наконец, куда мы все-таки едем? – спросил Власьев.

Шестаков отдал должное терпению старого товарища. Отправился с ним в явно опасную и в любом случае противозаконную экспедицию, так и не поинтересовавшись ее замыслом и конечной целью.

– Есть по Ярославской дороге такой городок – Кольчугино. А в нем – место, где без лишнего труда возможно добыть нужные нам предметы в неограниченном количестве…

Они говорили, едва шевеля губами, чтобы не услышал возчик, хотя предосторожность была почти излишней: опущенные уши шапки, поднятый воротник и громкая песнь мужика исключали риск утечки информации.

– Отчего – именно Кольчугино?

– Да просто другого места я не знаю. Подходящего. Там два оборонных завода всесоюзного значения, куда постоянно приезжают толкачи-снабженцы со всех концов страны. По сорок-пятьдесят человек живет в гостинице одновременно. Бывал там, приходилось, отчего и выбрал. Паспорта, командировочные удостоверения – все сдается в гостинице администратору. Легко взять… – он вдруг осекся. – Ну не так чтобы совсем легко, но возможно…

– Умно… – Власьев посмотрел на наркома с уважением. – Но – позволю себе вопрос. Почему сразу не сказали?

– А вы – не спросили…

– У меня свой резон. Сейчас вы банк держите, я же, прошу прощения за цинизм, продолжаю наблюдать, стоит ли на вас полагаться и дело с вами иметь. Еще раз простите – до сих пор думаю, тот ли вы человек, чтобы очертя голову за вами в бой кинуться, или…

– А я не сказал… Да потому, что до последнего в себе не был уверен. Вдруг испугаюсь, просто раздумаю. Переступить-то я переступил, как Раскольников выражался, но все время думал, не остановиться ли? На что руку поднимаю?.. Вся ведь жизнь «этому» отдана…

– Честно ответили. Ценю. Значит – идем до конца. А про дальнейшее пока говорить не станем, от греха.

Власьев, явно собравшись еще что-то сказать, вдруг замолчал, начал закуривать.

Так и ехали молча не меньше получаса, каждый думая о своем.

Шестакову по-прежнему не совсем понятны были резоны Власьева. Неужто просто оттого, что случайно подвернулся ему на пути старый товарищ, поднявший руку не просто на нескольких мелких чинов НКВД, на всю СИСТЕМУ, решился он сломать остаток своей, довольно спокойной и благополучной по нынешним временам жизни? Такого вот только толчка ему не хватало, чтобы включиться в борьбу со всем коммунистическим государством? Или же?..

Шестаков, опять будто не своим собственным умом, а как бы заемным, начал просчитывать варианты. А откуда старлейту знать, что на самом деле у Шестакова есть возможность, в случае прорыва на Запад, завладеть хорошими, даже огромными деньгами? Он и сам-то сообразил буквально вот только что…

А почему, кстати, вообще пришло ему это в голову? Несколько лет бесконтрольно распоряжался секретными суммами и помыслить не мог, что можно использовать доллары, фунты и франки в собственных интересах. И вдруг…

Нет, что, если и вправду Власьев знал? Через свои эмигрантские круги и связи. Нельзя ведь исключить, что имеются они у него. Эмигранты, троцкисты – там, «пятая колонна», те же троцкисты-бухаринцы-зиновьевцы – здесь, сотрудники ныне разоблаченного и преданного суду Ягоды, которые не могли не быть в курсе секретных операций с испанским золотым запасом и нашими встречными поставками…

А если не от троцкистов, а от родного НКВД он это знал? Просчитали аналитики, что, в случае чего, бежать наркому будет некуда, кроме как к старому сообщнику.