— Я не могу остановиться, Идит… Не могу, — хриплым голосом прошептал он и игриво укусил за мочку уха.

— При таком насилии я даже не испытываю стыда.

— Бесстыдная жена, — задумчиво произнес он. — Хммм. Я думаю, что мне это нравится, Идит. Даже очень.

Затем, словно прорвавшаяся дамба, его ласки волнами хлынули на нее. Он уже не обращал внимания на ее крики насчет непристойности его прикосновений к самым ее интимным местам. Когда он потерся своей волосатой грудной клеткой о ее покрытую шелком грудь, Идит задрожала от восторга.

— А я не знаю, — удивленно произнесла Идит.

— Зато я знаю, — заявил он с возмутительной самонадеянностью.

Она хотела сказать что-нибудь еще, но была слишком захвачена сладострастным зудом, который распространялся по ее телу словно лесной пожар.

— Я не хочу этого чувствовать, — простонала она.

— Придется, — заявил он и приблизил к ней свои теплые губы. Одновременно его большие ладони обхватили ее ягодицы самым бесстыдным образом. Ей следовало бы возмутиться, но почему-то она не возмутилась, и он привлек ее еще крепче к своему жесткому естеству.

— Ты хочешь поцеловать меня, Идит? — прошептал он возле ее губ.

— Нет, — солгала она, все еще пытаясь побороть бушующий огонь, который грозил поглотить и ее, и все ее твердые представления о жизни.

— Тогда отчего же ты так дрожишь?

— От отвращения.

Ее упорство только развеселило его, он потянулся рукой к ее груди и, поддерживая ее снизу ладонью, шершавым большим пальцем пощекотал затвердевший кончик, пока грудь не налилась тяжестью и не затосковала по какому-то завершению, хотя она не могла понять, в чем оно состоит. Тогда он сделал то же самое другой рукой с другой ее грудью.

Она утопала в волнах неги.

— Тебе сейчас хорошо? — спросил он тихим голосом.

Она не могла говорить, лишь упрямо качала головой.

— Ты лжешь, Идит, — сказал он с понимающей усмешкой. — Твои губы распухли, зовя меня. Твои глаза, твои прекрасные фиалковые глаза горят страстью. А ноги раздвинулись сами собой, чтобы мы соединились.

Ужаснувшись, Идит посмотрела вниз и увидела, что и в самом деле широко расставила ноги, чтобы ближе прильнуть к его бедрам.

— Ох, ох… вот видишь, что ты со мной сделал? Я стала грешной и непристойной.

— Нет, только не непристойной. Ты стала моей женой, — с удовлетворением сказал он, слегка проводя своими губами по ее рту — искушая, дразня, еще сильнее разжигая ее голод. — Скажи мне, что ты хочешь, жена… скажи мне… скажи, — уговаривал он.

— Я хочу твоего поцелуя, и ты прекрасно это знаешь! — воскликнула она в конце концов, сдаваясь.

Удовлетворенный шорох его дыхания смешался с ее дыханием. Он слегка наклонил голову и сложил свои крепкие губы так, чтобы они лучше подошли к ее рту. Ох, несравненное удовольствие его глубокого поцелуя! Когда его язык проскользнул между ее губ, она обняла руками его мощные плечи и неожиданно застонала, желая того, что он давал ей, и еще большего.

Идит никогда и не представляла, что поцелуй может быть таким пьянящим, может обрывать сопротивление женщины лепесток за лепестком. Голова ее кружилась от всех восхитительных ощущений, донимавших ее, окруживших, поглотивших целиком — вкус рта Эйрика, ветерок, доносивший запах сладкого клевера, хриплый звук их неровного дыхания, жужжание шмеля, ощущение длинных пальцев Эйрика, зарывшихся в ее волосы, восхитительный запах нагретой солнцем мужской кожи, конское ржание…

Конское ржание! Идит оторвала губы, и глаза ее широко раскрылись. Взглянув через плечо Эйрика, она увидела, к своему ужасу, что Вилфрид и еще несколько воинов Эйрика сидят верхом на конях неподалеку и с удовольствием глядят на идиотское представление, которое они с Эйриком устроили.

Застыв от ужаса, она попыталась оттолкнуть мужа от себя, сообщив ему приглушенным шепотом:

— Мы тут не одни.

Затуманенные голубые глаза Эйрика были сонными от желания, а губы распухли от их глубокого поцелуя. Ох, Святая Мария, на кого похожа она? На бродяжку, вот на кого.

— Что? — переспросил Эйрик, и дрожь сдерживаемого вожделения пробежала по нему, когда он нежно отвел пряди с ее лица. Глаза были все еще затуманены страстью.

— Тут рядом твои люди, и они глазеют на нас, — проговорила она сдавленным шепотом.

Внезапно встрепенувшись, Эйрик оглянулся через плечо и по-приятельски кивнул им, словно открыто обниматься с женой казалось тут обычным делом.

— Я, видимо, кажусь развратницей в глазах твоих людей. Ох, никогда тебе не прощу, что ты поставил меня в такое положение!

— Правда? — ласково переспросил он. — Лучше уж привыкай к таким ситуациям, потому что мне нравится мысль о распущенной жене. — Он подмигнул ей и бесстыдно ущипнул за зад, а потом хотел повернуться к своим людям.

Она вцепилась в него и не пустила. Он вопросительно поднял бровь: