— Тогда я была опьянена похотью. Теперь, когда я знаю, каков ты на самом деле, этого больше не повторится.

— А я говорю, повторится.

— Итак, насилие и тюрьма станут моим наказанием.

— Я никогда в жизни не принуждал женщину силой и не намерен делать это сейчас, — зарычал он, сжимая кулаки. — Однако, святые мощи, ты искушаешь меня на насилие своим язвительным языком.

— Совсем недавно ты ничего не имел против моего языка.

Эйрик удивленно покачал головой на ее меткий ответ:

— Да, но тогда твой язык выполнял и более приятные обязанности. Вообще-то, сегодня вечером я собирался научить тебя новому упражнению для языка. — И он начал рассказывать ей невероятно ужасную вещь, которую мужчины и женщины могли делать друг другу при помощи языков.

— Ох… ох… ты действительно испорченный. Когда ты был в последний раз на исповеди? Уж не сомневаюсь, что священники заламывают руки от радости, когда ты появляешься на исповеди. Не сомневаюсь, что потом тебе приходится несколько недель нести тяжкие наказания.

— Всегда, — ответил он, нимало не смущенный.

Идит уставилась на него, лишившись дара речи, изо всех сил стараясь не думать про те скандальные грехи, в которых он исповедовался.

Эйрик провел руками по волосам, стараясь подыскать к ней какой-нибудь подход. Наконец он кротко поглядел на нее.

— Идит, мне хочется заниматься с тобой любовью. Очень хочется. Ты позволишь мне? — спросил он тихим голосом.

— Нет. — «Дорогая блаженная Матерь, удержи меня от искушения. Дорогая Блаженная Матерь, удержи меня от искушения. Дорогая…»

— Прошу тебя.

Идит прикусила нижнюю губу и вонзила ногти в мякоть ладоней, отчаянно стараясь не вспоминать, что делал этот нечестивец с ней совсем недавно.

Эйрик шагнул ближе, и она едва не застонала от сладкой жажды, которую испытала при виде его приоткрывшихся губ. Его светло-голубые глаза шарили по ее почти голому телу с восхитительной, чувственной лаской. И любое место, куда бы они ни касались, наливалось теплом и томлением. Идит поняла, что слабеет, и стала еще упорней противиться его обаянию.

— Нет, даже если ты встанешь на голову, весь голый, и помашешь тем хвостом, что так нахально торчит у тебя между ног, — заявила она, надеясь отпугнуть его грубостью.

Вместо этого он довольно засмеялся:

— Теперь ты никогда не дашь мне забыть ту историю про калифа и его безобразную жену, которую я рассказал, верно?

— Это была история не про калифа, болван. То было про торговца из Миклегаарда и его жену, которая выглядела как задница у мула, — поправила она его.

Эйрик поднял брови.

— Твоя блестящая память поражает меня.

— А мне и хотелось тебя поразить, все верно. Тебя, с твоими смехотворными историями, которые ты мне рассказывал. Двенадцать раз! Ты, должно быть, смеялся над моей доверчивостью на все королевство.

— Двенадцать — что? — пораженно спросил он, придвигаясь чуть ближе.

Идит метнулась влево, испытывая неловкость от его близости, хоть он и обещал, что не станет насильно тащить ее в постель.

— Да, двенадцать раз, осел. Ты говорил мне, что мужчина может… ну, ты знаешь… тот экстаз… двенадцать раз. Ха! Два раза оказались для тебя мучением.

— Ох, так ты теперь дразнишь меня моими мужскими способностями? Опасная игра, Идит. Очень опасная. Может, я намеревался закончить нашу игру после возвращения в Равеншир. В конце концов, день имеет двадцать четыре часа, а мы провели на берегу ручья всего лишь час.

Идит нахмурилась, не понимая, говорит ли он всерьез или снова дразнит ее. Он тер свою бритую верхнюю губу обычным манером, по-прежнему скучая без усов, и она не могла понять выражения, застывшего у него на губах. Двенадцать раз! А это вообще возможно?

— Ну, мне теперь все равно, один раз ты хрюкаешь и стонешь или пятьдесят, со мной этого у тебя не повторится.

— Хрюкаю! Поистине, Идит, ты слишком вольно обращаешься со словами, и это вовсе не подобает женщине.

— Ты знал, что у меня неподобающий язык, еще до того, как женился на мне.

— Но я не знал, какая ты красивая, а теперь, когда мне это известно, я хочу заниматься с тобой любовью.

Сердце у Идит замерло от его ласковых слов.

— А ты отменишь свои дурацкие правила?