— В этот раз все действительно будет по-другому, мадемуазель. Мы раньше никогда не использовали ров. Как здесь внизу тепло!

— Он защищен от всех ветров, — объяснила я. — Можете себе представить, как красиво будут смотреться наши павильончики на фоне серых стен.

— Прекрасно, установим их именно здесь. А вы не чувствуете себя здесь, внизу, как будто запертой, мадемуазель?

Я поняла, что Женевьева имеет в виду. Во рву было очень тихо, и расположенные совсем рядом высокие серые стены замка буквально нависали над нами.

Мы медленно шли вдоль стен, и я стала уже подумывать о том, что мое предложение установить прилавки и павильоны на неровной поверхности дна высохшего рва было опрометчивым, как вдруг увидела небольшой крест у подножия замка. Я указала на него Женевьеве.

Подойдя к кресту, она опустилась на корточки. И я последовала ее примеру.

— На нем что-то написано! — воскликнула Женевьева.

— «Фидель, 1747», — прочитала я. — Это могила… могила собаки.

Женевьева подняла на меня глаза. — Это было так давно! Забавно.

— Мне кажется, что это собака с той самой миниатюры, которую господин граф подарил мне на Рождество.

— Возможно. Фидель — какое милое имя!

— Хозяйка, наверное, его очень любила, раз похоронила как человека.

Женевьева кивнула.

— Ров оказался своего рода кладбищем. Думаю, что не надо устраивать ярмарку там, где погребен бедный Фидель. И вдобавок в этой высокой траве масса вредных насекомых.

Я не могла не согласиться с ней. Когда мы вошли в ворота замка, Женевьева сказала:

— Тем не менее я рада, что мы нашли могилу Фиделя, мадемуазель.

— Да, и я тоже.

Открытие ярмарки происходило в жаркий, солнечный день. Павильоны были расположены на одной из лужаек, и с раннего утра их владельцы уже раскладывали свой товар. Женевьева трудилась вместе со мной, стараясь придать нашему павильону привлекательный и нарядный вид. Она постелила на прилавок белую скатерть и с большим вкусом украсила его листьями прежде, чем мы расставили нашу разрисованную посуду. Все выглядело очаровательно, и я втайне была согласна с мнением Женевьевы, утверждавшей, что наш павильон будет самым симпатичным среди всех остальных. Мадам Латьер разместилась под тентом со своими закусками и прохладительными напитками. Среди выставленных на продажу товаров преобладали вышивки и вязаные изделия, были здесь и цветы из парков замка, торты, овощи, украшения и ювелирные изделия.

— Клод может составить нам конкуренцию, — сказала мне Женевьева, — ибо непременно выставит на продажу кое-что из своих нарядов, которых у нее несметное множество. И, конечно, каждый захочет купить платья, которые, как всем известно, были сшиты в Париже.

Местные музыканты под руководством Армана Бастида играли во второй половине дня. А когда начнет смеркаться, наступит время танцев.

Я действительно гордилась своими изделиями. Нашими первыми покупателями оказались дети Бастидов, которые удивленно ахали, находя на кружках свои собственные имена и считая это всего лишь случайным совпадением. Я принесла целую партию кружек, на которых не было никаких рисунков или надписей; заказов было хоть отбавляй.

Ярмарку открыл граф, что само по себе придавало ей особое значение. Это была первая ярмарка, которую он почтил своим присутствием после смерти графини. Кто-то заметил, что это можно считать знаменательным событием и что жизнь в замке теперь снова войдет в нормальную колею.

К нам заглянула Нуну и стала просить, чтобы я сделала кружку с ее именем. Я работала под голубым навесом и была рада жаркому солнцу, запаху цветов, звонкому гулу голосов и непрерывному смеху. Словом, я чувствовала себя счастливой.

Граф, проходя мимо, остановился понаблюдать за моей работой.

— О, папа, ну разве она не прелесть? — воскликнула Женевьева. — И так быстро все делает. Хотите кружку со своим именем?

— Да, конечно!

— Вашего имени на готовых кружках, похоже, нет. Вы не писали имя «Лотэр», мадемуазель?

— Нет, я не думала, что оно понадобится.

— И вы ошиблись, мадемуазель Лоусон.

— Да-да! — радостно согласилась Женевьева, как будто она, как и ее отец, была очень довольна тем, что я наконец-то допустила промах. — Тут вы ошиблись.

— К счастью, оплошность легко исправить, но, естественно, за солидное вознаграждение, — парировала я.

— Согласен.

Он облокотился на прилавок, пока я выбирала кружку.

— Какой цвет вы предпочитаете?

— Пожалуйста, выберите сами. Я уверен, что у вас прекрасный вкус.

Я внимательно посмотрела на него.

— Пурпур, я думаю, пурпур с золотом.

— Королевские цвета? — спросил он.

— Да, думаю, они будут наиболее подходящими. Собралась небольшая толпа, наблюдавшая, как я расписывала кружку для графа. То здесь, то там пробегал одобрительный шепот.