— Больше ничего нет, — солгала Нуну. — Задерните, пожалуйста, шторы. Меня очень беспокоит свет.

Я положила записную книжку на стол рядом с ее кушеткой, задернула шторы и вышла. Но мысль об оставшейся книжке не давала мне покоя. Я была уверена, что найду в ней разгадку последних дней жизни Франсуазы.

На следующее утро я сделала столь потрясающее открытие, что почти забыла о своем желании прочесть последнюю записную книжку. Я терпеливо работала, с предельной осторожностью отслаивая кусочки известки ножом из слоновой кости, применяемым для разрезания бумаги. И, когда наконец увидела рисунок, сердце мое бешено заколотилось, а руки задрожали от возбуждения… Мне стоило большого труда подавить желание немедленно продолжить работу, но я заставила себя сдержаться. Ведь если это правда и я вот-вот открою скрытую от глаз настенную живопись — а я в этом уже не сомневалась, — мои руки должны быть абсолютно твердыми и уверенными.

Я отступила на несколько шагов, а мои глаза так и остались прикованы к магическому фрагменту, который был частью фрески.

Все последующие дни я работала почти украдкой, но, по мере того как раскрывала фрагмент за фрагментом, во мне все больше крепла уверенность в том, что всеобщему взору должна предстать фреска большой ценности.

Я решила, что первым, кто должен услышать новость, будет граф. И вот утром, оставив инструменты в галерее, я отправилась в библиотеку в надежде найти там графа, но его там не оказалось. Тогда я, как уже не раз делала, позвонила в колокольчик и, когда появился слуга, попросила его доложить графу, что мне надо срочно поговорить с ним.

Мне сказали, что он только что отправился в конюшню.

— Пожалуйста, передайте ему, что мне хотелось бы немедленно его видеть. Это очень важно.

Когда я осталась одна, мне пришла в голову мысль, что я веду себя слишком импульсивно. В конце концов, он может подумать, что с подобной новостью можно было бы подождать и до более подходящего момента. Возможно, граф не разделит моего восторга.

В библиотеку вошел граф, глядя на меня с некоторой тревогой.

— Что случилось? — спросил он, и в этот момент я поняла, что граф боялся услышать дурные вести о Женевьеве.

— Невероятное открытие! Вы можете сейчас пойти со мной и посмотреть? Под слоем штукатурки — фреска, и я думаю, что ее ценность не вызывает сомнений.

— О, конечно.

— Я, очевидно, нарушила ваши планы…

— Ничуть, мадемуазель Лоусон, главное — ваше открытие.

Я пошла вперед, показывая путь в маленькую комнату около галереи. На освобожденном из-под слоя штукатурки фрагменте была изображена рука, унизанная кольцами.

— Сейчас здесь темновато, но вы же видите, что результат стоил затраченных усилий. Это портрет, и можно с уверенностью сказать, что работал мастер. Разве это не прекрасно?

Он, улыбнувшись, произнес:

— Чудесно!

Я чувствовала себя победительницей. Все мои долгие часы работы не пропали даром.

— Но это лишь фрагмент, — заметил он.

— Да, но самое главное, что это есть. Мне не терпится скорее расчистить остальную поверхность, но я должна заставлять себя работать очень медленно и скрупулезно, чтобы, не дай Бог, ничего не повредить.

— Я вам весьма признателен.

— Думаю, теперь вы не сожалеете, что решили доверить свои картины женщине.

— Я понял, что вы та женщина, которой можно доверять.

Радость открытия буквально опьяняла меня. Я чувствовала блеск его скрытых под тяжелыми веками глаз. Вот самый счастливый момент в моей жизни! — мелькнула у меня безрассудная мысль.

— Лотэр! — перед нами стояла Клод. — Что здесь, черт возьми, происходит? Вы были в конюшне, а затем внезапно исчезли!

Он повернулся к ней.

— Мне передали нечто срочное. И очень важное. Мадемуазель Лоусон сделала удивительное открытие.

— Что такое? — Клод сделала шаг вперед и теперь, стоя рядом с ним, смотрела на меня.

— Удивительнейшее открытие! — повторил он, глядя мне в глаза.

— О чем это вы?

— Смотрите, указал граф. — Она обнаружила фрагмент фрески, по-видимому очень ценной.

— Вот это?! Скорее похоже на грязь от краски.

— Вы так говорите, Клод, потому что не смотрите на нее глазами художника. Мадемуазель Лоусон сказала мне, что это фрагмент портрета, который, судя по манере письма, принадлежит кисти талантливого художника.

— Вы, наверное, забыли, что этим утром мы собирались покататься верхом?

— Такое открытие вполне извиняет мою забывчивость.

— Мы уже опаздываем, — сказала Клод, игнорируя меня.

— Чуть позже вы должны рассказать мне поподробнее, мадемуазель Лоусон, — сказал граф, направляясь было вслед за мадам де ла Таль. Но затем он обернулся и улыбнулся мне.

Клод заметила взгляды, которыми мы обменялись, и я была уверена, что это еще больше подольет масла в огонь ее ненависти ко мне.