— Но вы хотите сказать, что не любите меня?

— Я хочу сказать, что вы мне нравитесь, но не думаю, что смогла бы стать вам хорошей женой.

— Но ведь я вам нравлюсь, Даллас?

— Конечно.

— Я знал это. И я не прошу вас говорить мне «да» или «нет» прямо сейчас. Потому что вы, может быть, еще не готовы к этому.

— Жан-Пьер, вы должны понять, что я…

— Я понимаю, моя любимая.

— Думаю, что нет.

— Я не стану настаивать и торопить вас, только прошу: не уезжайте! И со временем вы станете моей женой, потому что сами не сможете расстаться с нами, моя Даллас… вы сами убедитесь.

Жан-Пьер взял мою руку и поцеловал ее.

— Нет-нет, не возражайте, — быстро сказал он. — Вы принадлежите всем нам. И здесь для вас нет больше никого, кроме меня.

Вдруг раздался голос Женевьевы:

— О, вот вы где, мадемуазель! Жан-Пьер, вы должны потанцевать со мной. Вы обещали, что потанцуете.

Я смотрела, как он танцует с Женевьевой, и душа моя была полна смутной тревоги. Впервые в жизни я получила предложение выйти замуж. Я была смущена. Но я и никогда не могла бы выйти замуж за Жан-Пьера, когда мое сердце… Неужели он сделал предложение потому, что я выдала свои чувства? Или потому, что сегодня днем, стоя около моего прилавка, свои чувства обнаружил граф?

Вся радость сегодняшнего дня вмиг исчезла. Я была рада, когда танцы наконец кончились, была сыграна «Марсельеза» и все отправились по домам.

А я — в свою комнату в замке, чтобы поразмышлять о прошлом и вслепую предугадать будущее.

На следующий день все валилось из рук, и я подумала, что если в таком состоянии продолжать работать, то можно невзначай испортить фреску. Поэтому утром удалось сделать очень мало, ибо все мои мысли были заняты совсем иным. Казалось невероятным, что я, после неудачного романа с Чарлзом никогда больше не имевшая любимого человека, стала вдруг предметом интереса сразу двух мужчин, один из которых сделал мне предложение. Но каковы были намерения графа, что он собирался предпринять?

Когда вчера он стоял у моего павильона, то выглядел помолодевшим и почти веселым. В тот момент я была совершенно уверена, что он еще мог бы быть счастливым и что это счастье могу подарить ему я. Какая самонадеянность! Самое большее, о чем он думал, так это об очередном легком флирте, которым привык развлекать себя время от времени, но я не хотела в это верить.

Когда я уже позавтракала, в мою комнату вдруг ворвалась Женевьева. Она зачесала наверх свои длинные волосы, соорудив из них пучок на макушке, что делало ее выше и грациознее.

— Женевьева, что с вами? — вскричала я.

Она разразилась громким смехом:

— Вам нравится?

— Вы выглядите намного старше!

— Это именно то, что нужно. Мне надоело, что со мной обращаются как с ребенком.

— Кто с вами так обращается?

— Все — вы, Нуну, папа, дядя Филипп и его отвратительная Клод. Но вы не сказали, нравится ли вам?

— Я не думаю, что вам сейчас это нужно.

Замечание рассмешило ее:

— Теперь я всегда буду так причесываться. Я уже не ребенок. Моя бабушка вышла замуж, когда ей было шестнадцать, — всего лишь на год старше меня.

Я смотрела на нее с изумлением. Ее глаза сверкали от волнения, и я понимала, что разговаривать с ней сейчас совершенно бесполезно, и, чтобы хоть как-то отвлечься, пошла навестить Нуну. Придя к ней, поинтересовалась, как она себя чувствует после очередного приступа мигрени. Нуну ответила, что последние несколько дней головные боли мучают ее значительно меньше.

— Я немного беспокоюсь за Женевьеву. — В ее глазах промелькнуло испуганное выражение. — Она сделала себе высокую прическу и выглядит очень взрослой.

— Девочка растет. Ее мать была совсем другой, всегда такой нежной. Даже после рождения дочери Франсуаза выглядела ребенком.

— Женевьева сказала, что ее бабушка вышла замуж, когда ей исполнилось всего шестнадцать. Боюсь, как бы ей не пришло в голову сделать то же самое.

— Это очень в ее духе, — с грустью произнесла Нуну.

Спустя два дня Нуну пришла ко мне совсем расстроенная и сообщила, что Женевьева, которая после обеда уехала верхом одна, не вернулась домой, а было уже около пяти часов.

— Но ведь ее обязательно должен был сопровождать кто-то из конюхов, — возразила я.

— И тем не менее сегодня ей удалось улизнуть одной.

— Вы ее видели?

— Да, из окна. И насколько я могла судить, она сегодня не в себе. Я долго смотрела ей вслед, как она неслась галопом через весь луг, и с ней никого не было.

Я беспомощно развела руками.

— Она пребывает в таком состоянии с самой ярмарки, — вздохнула Нуну. — А я была так счастлива, видя, какой она проявила к ней интерес. А потом она как-то вдруг сникла.