Шрифт:
— И тем не менее мы уходим. Поверьте, мне очень не хочется уводить отсюда Женевьеву: она провела у вас незабываемый день.
— Я провожу вас до замка.
— О нет, в этом нет никакой необходимости…
— Нет необходимости… когда уже почти темнеет! Я настаиваю. И вы знаете, что я имею на это право. — Его глаза смотрели на меня с глубокой тоской. — Правда, этим правом я обладаю только сегодня, но я хочу использовать до конца данные мне полномочия.
Почти всю дорогу к замку мы прошли молча, а когда подошли к подъемному мосту, Жан-Пьер остановился и сказал:
— Ну вот. Теперь вы уже дома!
Он взял одной рукой мою руку, другой — руку Женевьевы, поцеловал их, но продолжал держать. Потом совершенно неожиданно он вдруг привлек меня к себе и нежно поцеловал в щеку, а потом и Женевьеву.
Мы обе остолбенели от удивления, а он, глядя на нас, улыбался.
— Все, что бы ни делал король, — правильно, — напомнил он нам. — Завтра я буду обыкновенным Жан-Пьером Бастидом, но сегодня — я король в своем маленьком замке.
Я засмеялась и, взяв Женевьеву за руку, сказала:
— Ну что же, прекрасно, благодарим вас, Ваше Величество, и всего доброго.
Он поклонился, а мы по подъемному мосту направились в замок.
Нуну, немного обеспокоенная, ждала нас.
— Господин граф заходил сегодня в классную комнату. Он спрашивал, где вы, и мне пришлось сказать ему.
— Конечно, — ответила я, почувствовав, как заколотилось мое сердце.
— Ведь вас не было дома ко второму завтраку.
— Нет смысла делать из нашей прогулки секрет, — ответила я.
— Он хотел видеть вас, как только вы вернетесь.
— Нас обеих? — спросила Женевьева, и я подумала, что вот уже и нет той сияющей, беспечной девочки, которая совсем недавно от души веселилась у Бастидов.
— Нет, только мадемуазель Лоусон. Он будет в библиотеке до шести часов. Вы как раз успеете застать его там, мадемуазель.
— Я немедленно иду туда, — сказала я и отправилась в библиотеку, оставив Нуну с Женевьевой.
Граф читал и, когда я вошла, лениво, почти нехотя, отложил книгу в сторону.
— Вы хотели видеть меня? — спросила я.
— Садитесь, пожалуйста, мадемуазель Лоусон.
— Я должна поблагодарить вас за миниатюру. Она прелестна.
Он склонил голову.
— Я был уверен, что вы оцените ее. Вы, конечно, узнали ее?
— Да. Она очень похожа. Но боюсь, что вы слишком щедры.
— Разве можно быть слишком щедрым?
— Вы были очень добры, что положили свои подарки в башмаки.
— Но вы же разъяснили мне мой долг… — Он улыбнулся. — У вас был приятный визит?
— Мы были у Бастидов. Я считаю, что общение Женевьевы со сверстниками оказывает на нее благотворное влияние, — сказала я несколько вызывающим тоном.
— Не сомневаюсь в вашей правоте.
— Ей так было интересно участвовать во всех играх… в рождественских празднествах… соблюдать традиции, видеть их простоту и непосредственность. Я надеюсь, что вы не имеете ничего против нашего визита.
Он пожал плечами и сделал рукой жест, который мог означать все, что угодно.
— Женевьева должна быть с нами сегодня за обедом, — сказал он.
— Я уверена, что она будет рада.
— Не думаю, что мы сможем соревноваться в непосредственности и простоте с местными жителями, но я просил бы и вас присоединиться к нам вечером… Если пожелаете, мадемуазель Лоусон.
— Благодарю вас.
Граф снова наклонил голову, давая понять, что разговор окончен. Я поднялась с кресла, и он проводил меня до двери, распахнув ее и давая мне возможность выйти.
— Женевьева очарована вашим подарком, — сказала я. — Как жаль, что вы не видели ее лица, когда она открыла коробочку!
Граф снова улыбнулся, и я ощутила прилив счастья. Я ожидала выговора, а вместо этого получила приглашение. Что за великолепное Рождество!
Итак, мне представилась возможность покрасоваться в моем новом платье. Я была очень взволнована, взволнована ожиданием чего-то необычного, как будто тот факт, что я надела платье, которое он сам выбрал для меня, превращал меня совсем в иную женщину.