Шрифт:
— Моя дочь, — сказал граф, приветствуя нас.
Мы все четверо ехали теперь немного впереди, а остальная группа чуть отстала.
— Со своей гувернанткой? — добавило это прекрасное создание.
— Вовсе нет. Это мадемуазель Лоусон из Англии, она реставрирует наши картины.
Я увидела, как в голубых глазах появилось холодное оценивающее выражение.
— Женевьева, познакомьтесь с мадемуазель де ла Монель.
Мадемуазель де ла Монель! Я уже слышала это имя, пронеслось в моем мозгу.
— Да, папа, — сказала Женевьева. — Добрый день, мадемуазель.
— Мадемуазель Лоусон, мадемуазель де ла Монель.
Мы поприветствовали друг друга.
— Заниматься картинами, должно быть, очень интересно.
Теперь я вспомнила: это имя упоминал Филипп, когда говорил еще об одной коллекции картин, которые требуют реставрации.
— Мадемуазель Лоусон придерживается именно такого мнения. — И, чтобы дать понять, что встреча окончена, спросил: — Вы уже возвращаетесь домой?
Мы сказали, что да, и направились к замку.
— Вы, наверное, скажете, что она красива? — спросила Женевьева.
— Что вы сказали?
— Да вы не слушаете, — сердито буркнула Женевьева и повторила вопрос, — Я спрашиваю вас, мадемуазель. Вы как считаете?
— Думаю, что так сказали бы многие.
— Она относится к такому типу женщин, которые нравятся большинству людей.
— А мне она не нравится.
— Надеюсь, что вы не пойдете с ножницами в ее комнату, ибо, если вы сделаете нечто подобное, будут очень большие неприятности — и не только для вас, но и для других. Вы когда-нибудь думали о том, что произошло с мадемуазель Дюбуа?
— Но она была глупой женщиной.
— И тем не менее это не повод, чтобы относиться к ней плохо.
В ее смехе прозвучали коварные нотки.
— Ну хорошо, ведь для вас вся эта история закончилась вполне благополучно, разве не так? Папа подарил вам прекрасное платье. Не сомневаюсь, что за всю свою жизнь вы никогда не имели подобного платья. Так что, как видите, благодаря мне в вашей жизни произошло столь знаменательное событие.
— Я с вами не согласна. Мы все оказались в очень затруднительном положении.
— Бедная Костяшка! Конечно, все это было не очень хорошо. Ей так не хотелось уезжать отсюда. Да и вам, наверное, тоже не захотелось бы!
— Совершенно верно. Мне очень интересна моя работа.
— А я?
— Безусловно, мне бы очень хотелось, чтобы вы улучшили свой английский язык. — Потом я смягчилась и сказала: — Нет, мне бы очень не хотелось уезжать от вас, Женевьева.
Она улыбнулась, но в тот же миг на ее лице уже появилось злобное выражение:
— И от папы тоже. Но я не думаю, что он будет теперь обращать на вас внимание, мадемуазель. Вы видели, как он смотрел на нее?
— На нее?
— Вы знаете, кого я имею в виду. Мадемуазель де ла Монель. Все-таки она очень красива.
Девочка проехала чуть вперед, потом оглянулась на меня через плечо и засмеялась. Я пришпорила лошадь, и мы пустились галопом. Женевьева скакала рядом со мной. А я никак не могла выбросить из головы красивое лицо мадемуазель де ла Монель. В полном молчании мы с Женевьевой добрались наконец до замка.
На другой день, направляясь в галерею, я лицом к лицу столкнулась с графом. Я была уверена в том, что он, будучи полностью поглощен своими гостями, просто поздоровается со мной и пройдет мимо, но он вдруг остановился.
— Какие успехи делает моя дочь в английском?
— Очень хорошие. Думаю, что вы были бы очень довольны.
— Я знал, что из вас получится прекрасная учительница.
— Неужели я действительно выгляжу как гувернантка, хотелось бы мне знать? У нее есть интерес, а это очень помогает. Она теперь выглядит более счастливой.
— Более счастливой?
— Да, а разве вы не заметили?
Он покачал головой.
— Но я вам верю.
— Всегда можно найти причины, объясняющие, почему подростки хотят что-то разрушить или уничтожить… без всякой причины.
— Думаю, что вы правы.
— Мне кажется, что она очень глубоко переживает потерю матери и еще ей очень недостает обычных детских радостей.
При упоминании умершей жены ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Радостей, мадемуазель Лоусон? — повторил он.
— Она рассказывала мне о том, как раньше выставляла свои башмаки перед очагом в канун Рождества, и в ее голосе звучала такая тоска…
— Но разве она уже не достаточно взрослая для таких радостей?