И поскольку Люпен хранил молчание, англичанин спросил:

— А вы как думаете?

Казалось, он настаивал, потому что требовал признания своих заслуг, некой компенсации за прошлое.

После минутного размышления, дав англичанину почувствовать свой взгляд, проникающий до сокровенных глубин души, Люпен заявил:

— Полагаю, месье, ваше теперешнее поведение имеет под собой серьезные основания?

— Чрезвычайно серьезные.

— То, что вы улизнули от моего капитана и от моих матросов, не имеет первостепенного значения в нашей борьбе. Но тот факт, что вы здесь, передо мной, один, слышите, один на один с Арсеном Люпеном, заставляет меня считать ваш реванш настолько полным, насколько это только возможно.

— Насколько это возможно.

— Что с домом?

— Окружен.

— А два соседних?

— Тоже.

— Верхняя квартира?

— Все три квартиры на шестом этаже, занимаемые господином Дюбреем, окружены.

— Таким образом…

— Таким образом, вы попались, господин Люпен, это неизбежно.

Люпен испытал в тот момент те же самые чувства, что волновали Шолмса, когда он ехал в автомобиле, тот же сдерживаемый гнев, то же бешенство. И та же самая сила обстоятельств заставила его в конечном счете покориться. Оба в равной степени могущественные противники, они должны были, каждый в свою очередь, принимать поражение как временное зло, с которым приходилось смириться.

— Мы в расчете, месье, — ясно произнес он.

Казалось, англичанин несказанно обрадовался этому признанию. Они помолчали. Затем Люпен, уже овладев собой, с улыбкой заговорил:

— Я ничуть не в обиде. Как-то надоело все время побеждать. Достаточно было лишь руку протянуть — и вы в нокауте. На этот раз я на вашем месте. Туше, мэтр!

Он весело рассмеялся.

— То-то все обрадуются! Люпен в западне! Как-то ему удастся выйти оттуда? В мышеловке! Ну и приключение! О, мэтр, я вам обязан такими сильными ощущениями! Такова жизнь!

Сжав кулаки, он приставил их к вискам, будто хотел сдержать бурлящее в нем безудержное веселье, так ребенок хохочет, не в силах удержаться.

И наконец приблизился к англичанину.

— Чего же вы ждете?

— Чего жду?

— Да, здесь Ганимар со своими людьми. Отчего же он не входит?

— Это я так просил.

— А он согласился?

— Я прибегаю к его услугам лишь при категорическом условии подчинения моим приказам. Впрочем, он думает, что господин Феликс Дэви — только один из сообщников Арсена Люпена.

— Тогда задам вопрос по-другому. Почему вы один?

— Мне хотелось сначала поговорить с вами.

— Ай-ай-ай! Он хочет поговорить!

Эта мысль здорово пришлась Люпену по вкусу. В некоторых обстоятельствах слово оказывается лучше дела.

— Господин Шолмс, сожалею, что не могу предложить вам кресла. А может быть, вам придется по вкусу этот наполовину сломанный старый ящик? Или же подоконник? Уверен, стаканчик пива вовсе не повредит. Так темного или светлого? Садитесь же, прошу вас.

— Нет смысла. Поговорим так.

— Слушаю.

— Буду краток. Цель моего пребывания во Франции — отнюдь не ваш арест. И если пришлось вас преследовать, то лишь потому, что только так можно было достигнуть цели.

— В чем же она?

— Отыскать голубой бриллиант.

— Ах, голубой бриллиант!

— Конечно, ведь тот, что нашли во флаконе консула Блейхена, был ненастоящий.

— Верно. Настоящий Белокурая дама отослала мне, я изготовил точную его копию, и, поскольку имел виды на остальные драгоценности графини, а консул Блейхен и так вызывал ее подозрения, эта самая Белокурая дама, чтобы, в свою очередь, отвести подозрения от себя, запрятала фальшивый бриллиант в вещи того самого консула.

— А настоящий остался у вас.

— Ну разумеется!

— Мне нужен этот бриллиант.

— Никак невозможно. Тысяча извинений.

— Я обещал его графине де Крозон. И получу во что бы то ни стало.

— Как это вы его получите, если он у меня?

— Я получу его именно потому, что он у вас.

— Значит, я вам его отдам?

— Да.

— По своей воле?

— Я куплю его у вас.

Люпен опять развеселился.

— Вы настоящий житель своей страны. Все превращаете в сделку.

— Это и есть сделка.

— А что вы можете предложить?

— Свободу мадемуазель Дестанж.

— Ее свободу? Но, как мне кажется, она не под арестом?

— Я предоставлю господину Ганимару необходимые улики. Без вашей поддержки она тоже попадется.

Люпен засмеялся.

— Мой милый, вы предлагаете мне то, чего у вас самого нет. Мадемуазель Дестанж в надежном месте, ей нечего опасаться. Придумайте что-нибудь другое.

Англичанин несколько растерялся, на скулах его выступили красные пятна. Вдруг он положил руку на плечо противника: