Они приближались к лестничной клетке. Люпен простонал:

— Ганимар… на лифте… Они мне все кости переломают…

— Хорошая мысль, прекрасная мысль, — одобрил Ганимар. — К тому же лестница такая узкая… мы просто не сможем…

Он вызвал лифт. Люпена со всеми возможными предосторожностями усадили на сиденье. Ганимар сел рядом и сказал своим людям:

— Спускайтесь вниз. Будете ждать меня у окошка консьержа. Договорились?

И взялся за ручку двери. Но не успел он ее захлопнуть, как раздались пронзительные вопли. Подобно воздушному шарику, сорвавшемуся с ниточки, лифт неожиданно взлетел вверх. Его полет сопровождался сардоническим смехом.

— Ах ты, черт! — взревел Ганимар, судорожно пытаясь нащупать в темноте кнопку спуска.

И, не найдя ее, крикнул полицейским:

— Все на шестой! К дверце шестого этажа!

Перескакивая через ступеньки, агенты помчались наверх. Но тут произошла странная вещь: лифт, будто проломив потолок последнего этажа, вдруг пропал из виду и внезапно появился на верхнем этаже, где размещалась прислуга. Там он наконец остановился. У дверцы ждали трое. Один из них открыл лифт, и, пока двое держали Ганимара, хотя он, ошеломленный, потеряв свободу движений, даже и не думал сопротивляться, третий вынес Люпена.

— Я предупреждал вас, Ганимар… Похищение на воздушном шаре… и все это благодаря вам! В другой раз не будете столь мягкосердечным. И кроме того, вы забыли, что Арсен Люпен никогда не даст себя побить и причинить себе боль без серьезных на то причин. Прощайте…

Дверь кабины захлопнулась, и лифт, увозя Ганимара, начал спускаться вниз. Все случилось так быстро, что старый полицейский прибыл на нижний этаж одновременно со своими же агентами.

Не успев переброситься и словом, все кинулись через двор к черной лестнице. Лишь по ней одной можно было добраться до этажа прислуги, откуда и сбежал Люпен.

Длинный извилистый коридор со множеством маленьких пронумерованных комнаток вел к неплотно прикрытой двери. За нею уже в соседнем доме начинался точно такой же коридор со скошенными углами и похожими комнатами. В конце его — черная лестница. Ганимар спустился по ней, пересек двор, вестибюль и выскочил на улицу Пико. И тогда понял: два длинных дома, уходя в глубину, соприкасались между собой, а их фасады выходили на две разные улицы, но не перпендикулярные, а параллельные, и расстояние между ними было более шестидесяти метров.

Он зашел к консьержке и показал свое удостоверение:

— Здесь проходили четверо мужчин?

— Да, двое слуг с пятого и шестого этажа и двое их друзей.

— А кто живет на пятом и на шестом этажах?

— Господа Фовель и их кузены Провост. Они сегодня съехали. Оставались лишь двое слуг. Но и те только что ушли.

«Так, — подумал Ганимар, рухнув на диванчик в закутке консьержки, — какую же дичь мы упустили! В этом квартале размещалась вся банда».

Спустя сорок минут двое мужчин подъехали в экипаже к Северному вокзалу и поспешили к экспрессу на Кале. За ними несли их чемоданы.

У одного из них рука была на перевязи, а бледное лицо свидетельствовало о нездоровье. Второй же казался в веселом расположении духа.

— Галопом, Вильсон, не хватало еще опоздать на поезд. Ах, Вильсон, я никогда не забуду эти десять дней!

— Я тоже.

— Какие чудные сражения!

— Просто замечательные.

— Ну, конечно, не обошлось и без мелких неприятностей.

— Совсем мелких.

— А в конце концов победа на всех фронтах. Люпен под арестом! Голубой бриллиант найден!

— Моя рука сломана!

— Когда речь идет о такой удаче, какое значение может иметь чья-то сломанная рука!

— Особенно моя.

— Ну да! Ведь вспомните, Вильсон, как раз в тот момент, когда вы были у аптекаря и там страдали, как герой, я обнаружил путеводную нить.

— Вам просто повезло!

Двери вагонов уже закрывались.

— По местам, господа. Пожалуйста, поторопитесь.

Носильщик влез по ступенькам в пустое купе и впихнул в сетку чемоданы, а Шолмс тем временем втаскивал в вагон неудачливого Вильсона.

— Да что с вами, Вильсон! Еле движетесь… Поэнергичнее!

— Дело вовсе не в энергии.

— А в чем?

— Просто у меня действует лишь одна рука.

— Ну и что! — весело откликнулся Шолмс. — Тоже мне беда! Можно подумать, вы один на всем свете в таком положении. А как же однорукие? Настоящие калеки? Ну как, залезли? Слава Богу.

Он протянул носильщику монету в пятьдесят сантимов.

— Спасибо, голубчик. Держите.

— Благодарю, господин Шолмс.

Англичанин поднял глаза: перед ним стоял Арсен Люпен.