Спецназовцы и офицеры полка разразились бурными аплодисментами. Беллини подождал, пока хлопки утихнут, а затем сказал:

– Хорошо, полковник, ваше предложение действительно здравое, но есть строжайший приказ – не допускать взрывов в соборе – и вы об этом знаете. В нем столько художественных ценностей… Он же… да что там… вы и сами знаете.

– Да, я понимаю, – согласился Лоуган. Он достал носовой платок и вытер лицо. – Я не настаиваю на нанесении воздушных ударов авиацией. Я предлагаю лишь усилить огонь из стрелкового оружия и…

– Но даже подобным оружием можно нанести сильный ущерб собору, полковник. – Беллини вспомнил слова губернатора: «Непоправимый ущерб собору… свод… кладка… статуи…»

Один из взводных спецназа встал и сказал:

– Послушайте, капитан, неужели художественные ценности важнее, чем жизнь людей? Моя мать меня тоже считает художественной ценностью…

Кое-кто нервно рассмеялся. Беллини почувствовал, как пот ручьями стекает ему за воротник. Он взглянул на Лоугана.

– Полковник, ваша задача… – Беллини не договорил, увидев, что Лоуган встрепенулся и принял чопорный вид.

– Моя задача, – начал полковник, – обеспечить плотное оцепление вокруг собора во время штурма. Я знаю, что должен делать.

– Нет, теперь все изменилось. – По лицу Беллини пробежала самодовольная улыбка. – Губернатор настаивает, чтобы вы приняли более активное участие в штурме. – Беллини с удовольствием смаковал каждое свое слово. – Полиция предоставит в ваше распоряжение бронетранспортеры. Это армейские бронетранспортеры, так что они вам знакомы. – Беллини заметил, как побледнел майор Коул. Поближе подойдя к Лоугану, Беллини добавил: – На каждую машину нужно посадить по пятнадцать солдат, и они подъедут к ступеням парадного входа…

Лоуган перебил его, с трудом сдерживаясь:

– Но это же безумие! В такой тесноте бронетехнику применять нельзя. У них же там могут оказаться бронебойные реактивные снаряды. Господи, да мы просто будем лишены свободы маневра, а укрыть машины там негде… Эти фении – старые опытные партизаны, капитан. Они отлично знают, как нужно бороться с бронетехникой. Они за свою жизнь насмотрелись английских броневиков больше, чем вы узрели…

– Таксомоторов, – перебил его Бурк, входя в конференц-зал. – Так Флинн говорил Шрёдеру. Ничего, если мы с инспектором Лэнгли присоединимся к вам?

У Беллини был очень усталый и раздраженный вид. Он повернулся к Лоугану:

– Согласуйте все это с губернатором. – Потом посмотрел на настенные часы и объявил: – Перерыв на десять минут. Проветрить помещение! – Опустившись на стул, Беллини закурил. Люди быстро освободили зал и собрались в группки по всему коридору.

Лэнгли и Бурк сели напротив Беллини. Тот тихо сказал:

– Этот хренов военный герой только пугает моих людей.

Бурк подумал: «Да их и нужно напугать. А то они настроились на легкую прогулку», а вслух заметил:

– Он дело говорит.

Беллини затянулся сигаретой.

– Зачем только сюда притащили этих парадных шаркунов?

Лэнгли огляделся вокруг и спокойно ответил:

– Губернатор ищет популярности.

Беллини глотнул из чашки немного холодного кофе.

– Знаете… я обсудил множество разных вариантов штурма с мэром и губернатором. Никогда не доводилось видеть, как люди, ни бельмеса не смыслящие в военном искусстве, вдруг становятся стратегами? – Он закурил другую сигарету и продолжил, еще больше возбуждаясь: – Клайн вдруг взял и пожал мне руку. Господи, как же мне хотелось сломать его гребаные пальцы! Но он еще не преминул сказать: «Джо, вы в курсе, чего мы ждем от вас». Боже Всемогущий! К тому времени я даже не понимал, имею ли право применить здесь оружие. В тот момент я действительно был на взводе и ответил ему: «Ваша честь, мы должны начать штурм сейчас же, пока звонят колокола!» А он мне и говорит – можете проверить, это точно – так вот, он говорит: «Капитан, мы взяли обязательства, – моральные или что-то в этом роде, я так и не понял, – использовать все возможные средства для переговоров…» И дальше в том же духе… Ну я и сказал, то есть не сказал, а хотел было сказать: «Клайн, тупица ты этакая, ты хочешь вызволить заложников и сохранить собор или же намерен потянуть еще время вместе с Белым домом и Ватиканом?» – Беллини остановился и тяжело вздохнул, а затем добавил: – Но, возможно, мои слова прозвучали бы как-то по-дурацки, потому что я, по правде говоря, не очень-то пекусь о груде камней или о четверых заложниках, которых даже не знаю. Я отвечаю за другое – за сотни своих людей, за их семьи, которые я хорошо знаю, само собой – за себя самого, за свою жену и детей. Разве я не дело говорю?

Какое-то время все молчали, потом зазвонил телефон. Беллини схватил трубку, послушал и передал ее Бурку:

– Какой-то парень, он назвался Прокаженным. Ты видать, общаешься с крутыми ребятами.

Бурк взял трубку и услышал голос Фергюсона:

– Бурк, это Прокаженный.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Бурк.

– Холодно, напуган до смерти, ужасно голоден, безумно устал и разбит. А в остальном все хорошо. Этот телефон надежен? Не прослушивается?

– Боюсь, ненадежен.

– Ну что ж, тогда нужно встретиться.

Бурк на мгновение задумался.

– А сюда ко мне не хочешь прийти?

Фергюсон, подумав, ответил:

– Нет… Вокруг контрольно-пропускных пунктов болтается много народу, которому не хотел бы показываться на глаза. Я нахожусь очень близко от места нашей обычной встречи. Увидимся там.

Бурк положил трубку и обратился к Лэнгли:

– Фергюсон что-то откопал.

Беллини быстро взглянул на него:

– Что-то такое, что может помочь мне?