Бурку хотелось сказать что-нибудь вроде: «Честно говоря, тебе уже ничто не сможет помочь». Но вместо этого произнес:

– Думаю, что может.

Беллини, похоже, почувствовал фальшь и вжался в кресло.

– Господи, мы никогда не воевали с обученными партизанами!.. – Он посмотрел на Бурка. – Я похож на труса? У меня испуганный вид?

– Ты выглядишь как человек, который понимает всю сложность проблемы, – ответил Бурк.

Беллини с облегчением рассмеялся и заметил:

– А я-то думал, что ад в эту проблему не входит.

Внезапно обозлился Лэнгли:

– Послушай, пошарь-ка в своей памяти, может, и найдешь день, подобный этому. Ты же готовился к таким передрягам…

– Готовился? – Беллини повернулся к Лэнгли. – Готовился к долбаным делам? В армии учился, как прятаться при ядерном взрыве. А наш инструктор – у него у одного были толковые мозги – говорил нам, что в этом случае надо покрепче прижимать каску, просунуть голову между ног и целовать собственную задницу. – Он грустно улыбнулся. – Долбаная подготовка! – Затянувшись сигаретой, шумно выдохнул дым. – Ну ладно, может, Шрёдер все же развяжет узел. – И опять чуть улыбнулся. – У него теперь на это есть более веская причина. – Беллини показал на пуленепробиваемый жилет и черный вязаный свитер, лежащие на другом конце стола. – Это его вещи.

– Ну что ты прицепился к нему? – спросил Лэнгли. Беллини ничего не ответил, мотнул головой и обратился к Бурку:

– А как ты? Что намерен делать позже?

– Буду с тобой, – ответил Бурк.

Беллини широко раскрыл глаза. Лэнгли быстро стрельнул взглядом на Бурка.

– Черт побери! Ведь здесь начнется сущий ад.

Бурк ничего не ответил.

– Пусть уж человек делает то, что ему хочется, – заметил Беллини.

Лэнгли сменил тему и сказал, обращаясь к Беллини:

– У меня есть для тебя кой-какие советы психолога.

Беллини прикурил очередную сигарету.

– Намажь их погуще маслом и запихни себе в задницу.

Лэнгли оцепенел. Беллини нахраписто наседал, получая удовольствие от того, что никто не смеет придраться к нему:

– Где архитектор, Лэнгли? Где чертежи?

– Над этим работают, – защищался Лэнгли.

– Потрясающе! Все над чем-то работают – ты, Шрёдер, мэр, президент. Все работают. А знаешь ли ты, что до того, как вся эта передряга началась, никто и не вспоминал о Джо Беллини. А теперь мэр звонит мне каждые четверть часа и спрашивает, как идут дела. Запросто зовет меня по имени. Ну, прямо такой милый малый.

В комнату опять начали заглядывать люди. Беллини подался вперед и продолжал:

– Они меня просто загнали в угол. Когда тебя начинают называть фамильярно по имени, это значит, что они ухватили тебя за яйца и не отстанут до тех пор, пока я не захвачу эти проклятые ступени на портале и не упаду на них дохлым, держа в одной руке собственный член, а в другой – крест. – Он встал. – Поверь мне Бурк, все это не что иное, как гребаный спектакль. Каждому предписано играть свою роль. Тебе, мне, политикам, церкви, этим подонкам в соборе. Мы знаем, что по самую макушку набиты дерьмом, но только поэтому и можем исполнять свои предписанные роли.

Бурк встал и, посмотрев сперва на спецназовцев, а потом на Беллини, сказал:

– Ну, так знай же, что ты сам – хороший парень.

Беллини потер ладонями виски и кивнул головой:

– В таком случае к чему это мы затянули похоронную песню?

Патрик Бурк вышел из дома настоятеля на холодный, влажный воздух. Он взглянул на часы. Было около часа 18 марта. Отныне этот день, видимо, станут называть бойней на день святого Патрика или еще как-то в том же роде. Бурк поднял воротник пальто и пошел на восток по Пятьдесят первой улице.

На Парк-авеню путь преграждал городской автобус, установленный в качестве заграждения. Бурк обошел его, пробрался сквозь жиденькую толпу и пересек авеню. На ступенях и террасах епископальной церкви святого Бартоломео собралась небольшая группа людей, они передавали друг другу бутылки и пели песни под мелодии колоколов собора святого Патрика. Люди находились и внутри церкви, и Бурк вспомнил, что многие храмы и синагоги объявили сегодня всенощное молитвенное бдение. Рядом стоял вагончик какой-то телекомпании с камерами и прожекторами.

Бурк прислушался к звону колоколов. У Флинна – если это играет действительно он – неплохая манера исполнения. Он вспомнил, что говорил Лэнгли по поводу футболок с надписями «Джон Хики», и представил себе майку с другим изображением: собор святого Патрика, зеленые звезды и надпись: «Брайен Флинн играет на колоколах».

Обойдя церковь, Бурк направился дальше по Пятьдесят первой улице. Между двумя зданиями, за оградой с воротами, пролегал небольшой парк. Заглянув через ограду, он увидел под платанами на террасах столики с поставленными на них перевернутыми стульями. Никакого движения в неосвещенном парке. Бурк схватился за холодные железные прутья ограды, подтянулся вверх и спрыгнул вниз в парк. Ударившись об обледенелый камень на дорожке, почувствовал резкую боль в пальцах ноги и тихо выругался. Потом вынул пистолет и пригнулся к земле. Ветер раскачивал деревья, и оледеневшие ветки трещали и падали на землю со звуком разбивающегося стекла.