Лицо у Вадима перекосилось в болезненную гримасу.

— Вот что, Граф, — продолжал Султан, подойдя к нему вплотную и наклонив голову, которая как всегда была в чалме из полотенца. — Ты ходил к Пушкареву за какими-то советами, пресмыкался перед ним. У лягавого пса, думаешь чего-нибудь добьёшься? Вот! — Султан показал кукиш Вадиму. — Лучше слушай меня…

Вадим понял, что Султан хочет либо припугнуть его, либо вовлечь в свой круг. Он не боялся его, не хотел иметь с ним никаких дел и решил, что лучше сразу заявить об этом.

— Ты оставь меня в покое, — сказала он. — Как-нибудь сам разберусь, что делать.

Султан поднял брови. Его зеленовато-серые глаза выражали не то удивление, не то усмешку. Он молча сел на нары и вдруг произнёс небрежно:

— Графа на экзекуцию.

Вадим не успел опомниться, как его схватили и повалили на пол, повернули животом вниз. Трое сели верхом на него. Один, который сидел на ногах, снял с Вадима штаны и оголил зад. Затем свистнул и, вытянув руку, щёлкнул пальцами, требуя орудие казни. Ему подали две ложки.

— Что вы делаете, ребята? Отпустите! — хрипел Вадим. Попытался вырваться.

Но ребята, смеясь, налегли на него ещё сильнее.

— Ейн момент! — крикнул Султан, — где барабан?

Один арестант схватил ещё две ложки и стал стучать ими по нарам, отбивая барабанную дробь. Тот же, который сидел на ногах Вадима, стал бить ложками по его ягодицам, стараясь ударять в такт барабанщику. Боль становилась всё сильнее, и бедняга через минуту заревел, как под ножом. Арестанты хохотали. Султан стоял в стороне и улыбался, злорадствуя. Снаружи кто-то из охраны стал отмыкать дверь изолятора. Услыхав грохот замка, хулиганы прекратили издевательство и расползлись по нарам. Вадим надел штаны. Измученный, пристыженный, с красным, как медный чайник, лицом поднялся еле-еле и тоже хотел сесть на нары, но, вскрикнув от боли, вскочил. Дружный взрыв хохота потряс стены изолятора. В этот миг наружная массивная дверь распахнулась. Показался надзиратель.

— Прекратить шум! — крикнул он сквозь решётку внутренней двери.

Все притихли, сползли с нар и закрыли собой Вадима. Надзиратель окинул свинцовым взглядом все углы и уставился с подозрением на Султана.

— Анекдоты рассказываем, — сказал Султан, подойдя вплотную к решётке.

Надзиратель выпучил глаза:

— Арапу мне не заправляй! Знаю твои анекдоты. Одиночки захотел?

Он ещё раз внимательно осмотрел изолятор, заключённых и вышел в коридор, захлопнув за собой дверь. Послышался лязг и грохот замка.

Все повернулись к Вадиму и с любопытством смотрели на него. Краска ещё не сошла с его лица, но на лице была уже не пристыжённость, а бессильная ярость.

— Припомню тебе, — сказал он, взглянув на Султана.

— А я причём? — воскликнул Султан. — Хлопцы, я тронул его хоть пальцем?

Кто-то из хлопцев хихикнул. Вадим полез на нары и лёг на живот, отвернувшись лицом к стене.

Один арестант начал рассказывать смешную историю из лагерной жизни. Все забыли про Вадима.

Вадим боялся, что подобные экзекуции могут повториться, и, отбыв положенный срок в изоляторе, обратился за помощью к Пушкареву. Пушкарев строго поговорил с Султаном и впредь, если случалось наказывать обоих в одно время, то сажал их в разные камеры изолятора.

Наступила осень.

В воскресенье была плохая погода, и никому не хотелось выходить на улицу. Заключённые после завтрака кое-кто завалились спать, некоторые разбрелись по дружкам в другие секции, а несколько человек организовали «козла» в домино, за столиком дневального. За игрою наблюдали ещё несколько человек, кому не спалось и не было охоты никуда идти.

Вадим лежал на постели и читал. Его покой нарушил Пушкарев.

— Пойдём со мной, — сказал он Вадиму, внезапно появившись в секции.

Вадим вскочил с постели и быстро оделся, предполагая, что опять его вызывают на допрос по делу попытки побега группы Султана.

Вышли во двор. Вадим сразу озяб на сильном ветру, кожа на лице и шее покрылась пупырышками, как у гуся. Он застегнул ворот рубашки, запахнулся в арестантский лёгкий пиджачок и встряхнулся.

Небо после дождя было хмурое, сизые мохнатые облака низко неслись над землёй. Серый пейзаж не ласкал душу, и настроение у Вадима вовсе упало.

— Ты вот что, — сказал ему Пушкарев, остановившись и что-то соображая. — Я сейчас зайду к каптенармусу, а ты иди в проходную. Там к тебе девушка приехала. Свидание разрешаю. Надзиратель об этом знает.

Вадим остановился и побледнел.

— Иди, иди, — сказал Пушкарев спокойно, как будто не замечая перемены в лице заключённого, и пошёл.

«Марина. Неужели она? — подумал Вадим. — Но ведь она решила развестись. Зачем приехала?»

Собравшись с духом, сделал один шаг и почувствовал, что ноги словно одеревенели. В сильном волнении подошёл к двери и, тихо открыв её, вошёл внутрь. Перед ним была дверь из массивной железной решётки на огромных засовах. За нею стоял солдат с оружием.

— На свидание? — спросил он.