Маша вскочила и выбежала вон.

Она вихрем промчалась мимо встревоженной Инны, хлопнула калиткой и через минуту сидела под кустом боярышника, опустив ступни в воду. Она плакала навзрыд, не умея сформулировать свое горе. Жгучая обида, недоумение, ярость клокотали в ней, толкая друг друга по причине тесноты.

Внезапно она почувствовала за спиной чье-то присутствие. Обернулась. На нее смотрели две пары глаз. Черные и мокрые — собачьи и серые, виноватые — девочкины.

— Маша, ты из-за меня плачешь? — Мгновение, и Алька обвила шею девушки своими худыми руками.

— Нет. — Маша шмыгнула носом и подвинулась. Алька устроилась рядом с ней на мшистой кочке и тоже опустила ноги в теплую воду.

— Ты меня простила, Маш? Маша кивнула.

— Я больше никогда-никогда не буду так огорчать тебя и папу.

От этого обещания у Маши снова защипало в глазах, и она вытерла лицо подолом сарафана.

— Вот увидишь: я буду смирно себя вести, пока ты с моим папой поедешь в Москву.

Маша не нашлась что возразить, только вздохнула. Она уже немного успокоилась и решила остаток дня провести с Алькой.

— Прочитаешь мне свои последние стихи?

Алька с готовностью вскочила на ноги.

Выехали вечером.

Молчание вымотало обоих в первые же полчаса. Наконец Денис догадался включить музыку. Пели на английском. Голос певицы, гортанный, неровный, то терялся в хитросплетениях джазовой аранжировки, то резко выплывал и властно перекрывал инструментальный фон.

«Я хочу тебя здесь и сейчас», — требовала певица на разные лады: то призывно-страстно, то яростно, то безнадежно-униженно.

Маша усмехнулась и взглянула на Зверева. Он должен понимать этот несложный текст. Но лицо Дениса было бесстрастно. Он смотрел на дорогу. Возможно, он просто не слушает песню.

Маша отвернулась к своему окну и стала скользить взглядом по бесконечным лужайкам, пестрым от цветов и золотым от заходящего солнца. На редкие открытые холмы, как тени гигантских крыльев, ложились сумерки… Судя по всему, она больше не вернется в это удивительное по красоте место. Приехать сюда одной? Об этом не может быть и речи. Лесной останется в ее памяти горько-сладким воспоминанием.

Почему? Почему? Почему?

Маша резко повернулась к Звереву. Он сидел абсолютно невозмутимый, какое-то молчаливое спокойное упрямство было в его лице. Руки без напряжения, почти небрежно держали руль. А ведь только прошлой ночью эти руки обнимали ее, Машу! Ей было горячо от их прикосновений!

А теперь! Что же выходит, она была нужна ему только на одну ночь?

«Я хочу тебя здесь и сейчас!» — надрывалась певица.

Больше он не нуждается в утешении и теперь стремится избавиться от нее, причем как можно скорее! Даже собственного времени не пожалел — решил лично отвезти ее домой, чтоб не путалась под ногами!

«Я хочу тебя… а ты уходишь в ночь», — выдохнула певица и замолчала.

Синие сумерки расцветились зябью дрожащих огней — въехали в какой-то город. Маша не заметила указателя. Кажется, Ржев.

— Остановите машину!

— Тебе нужно выйти?

— Да! Вот именно! Мне противно сидеть с таким… с таким лицемером! Я поеду поездом! Я не нуждаюсь в провожатых! Сейчас же выпустите меня отсюда!

Маша яростно выпалила эту тираду, с силой дергая ручку дверцы, грозя сломать ее.

— Маша, успокойся. Я сейчас. Давай поговорим спокойно…

— Да пошел ты! Я сыта по горло твоими ночными разговорчиками! Я видеть тебя не могу! Кретин!

Денис вынужден был остановить машину у автобусной остановки — в таком состоянии девушка могла вывалиться прямо под колеса проезжающих мимо машин. Люди на остановке с любопытством обернулись на ругающуюся пару.

Женщина пулей вылетела и прыгнула к багажнику. Мужчина — за ней. Люди, подолгу дожидавшиеся автобуса, были не прочь поразвлечься. Зрелище обещало быть занимательным: пара возле темно-синего «форда» вела себя резво. Женщина тщетно пыталась открыть багажник, била кулаком по блестящей поверхности, зло бросала мужчине в лицо свои обвинения.

Мужчина пытался оттащить ее от багажника, пробовал усмирить угрозами, за что и получил по физиономии.

Народу на остановке прибавилось.

Теперь мужчина и женщина оставили в покое багажник. Расположившись по двум сторонам от него в боевой позиции, стали излагать в унисон две свои совершенно противоположные точки зрения. Зрители притихли.

Доглядеть развязку помешал дождь. Вначале он в качестве разведки послал на горячий асфальт свои самые крупные редкие капли и, убедившись, что будет где разгуляться, обрушил на город весь летний запас дождевой воды.