Смертин ни с кем вслух не спорил, про себя решив, что уж лучше добить самого себя, чем через пару месяцев выползти из госпиталя на костылях. Жизнь такая пошла — мертвым позавидуешь.

Смерти не искал, но воевал за пределом риска, жестоко и яростно. За что и получил прозвище Валя Смерть — врагам.

Прозвище он привез с собой в Москву. Из кабинетов и курилок УБОПа оно самотеком перекочевало в преступный мир и таким образом приклеилось к Валентину насмерть.

Стоило Валентину свернуть за угол и войти в тупичок, где помещалась палата потерпевшего Родика, как два тупых быка, сидевших на стульях у дверей, повернули морды и уставились на него пустыми глазами.

Валентин их в лицо не знал, а они его узнали, наверное, по описаниям дружков, имевших несчастье лично познакомиться с Валей Смерть врагам.

— Привет, пучеглазые, — приветствовал их Валентин, не сбавляя шага.

Один соображал чуть быстрее. Стал приподниматься.

Но Валентин уже подошел вплотную. Воткнул жесткий палец в мякоть над ключицей, заставив быка сесть на место.

— Ты что-то хотел сказать? — спросил он, заглядывая в полные боли и ненависти глаза. — Что-то типа «туда нельзя»?

Бык надулся кровью, но промолчал.

Валентин вытащил палец, глубоко ушедший под ключичную кость. Им же ткнул во второго быка.

— Может, ты мне хочешь что-то сказать?

Слов для чемпиона МВД по рукопашному бою не нашлось.

— Готовьтесь, пучеглазые, через десять минут поговорим.

Валентин распахнул дверь и вошел в палату.

Родику как герою войны и труда братва организовала отдельную палату с индивидуальной капельницей и уткой. Только сестру милосердия в белом чепчике и томиком Тургенева на коленях не додумались подогнать.

В палате тускло светил ночник. Металлические блики растеклись по штанге капельницы. Раствор в пластиковом мешочке казался сгустком света.

Ростом и габаритами Родик не вышел, если бы не торчащая из складки перевязанная нога, можно было решить, что под одеялом никого нет. Просто ушел пациент, плохо заправив постель.

Валентин подошел к высокой кровати на колесиках, щелкнул тумблером на панели над изголовьем.

В лицо Родику ударил яркий свет. Он поморщился, став еще больше похожим на подленького гнома.

— Овца поганая, затопчи фазу! — прохрипел он.

— Я тебе кислород затопчу, баран, — на полном серьезе пообещал Валентин.

Веки у Родика мелко задрожали, потом нехотя разлепились.

На Валентина уставились мутные от наркоза глазки. Несмотря на наркоз в крови и мозгах, соображал Родик куда быстрее своих охранников.

Лицо замерло. Потом дрогнуло. Глазки лихорадочно забегали. Родик искал выход из западни. И не нашел.

На лице стала проступать обреченность. Уголки размазанных губ потянулись к подбородку.

Валентин молчал и, не скрывая брезгливости, следил, как лицо Родика превращается в маску карлика, приговоренного к четвертованию.

— Что пялишься, мент? — со слабым вызовом в голосе произнес наконец Родик. — Я ничего не скажу.

Валентин посмотрел на его забинтованную ногу. Вытянул к ней руку, разлапив сильные пальцы.

Родик инстинктивно дернул ногой и тихо взвизгнул от боли.

Валентин провел рукой над телом Родика и опустил ладонь ему на лицо.

— Была бы нужда, Родя, ты бы уже в прямом эфире «Эха Москвы» всех с ботвой сдавал.

Валентин сжал пальцы. Кожа на лице у Родика оказалась тонкой и мерзко липкой, как у резиновой маски.

Родик терпел не долго, заскулил и стал жадно сосать воздух через зазор между пальцами Валентина.

— Молчи, Родя, молчи дальше, — зло прошептал ему в ухо Валентин. — Только вся проблема в том, что тебе не поверят, хоть ты и весь из себя блатной. А мне, менту поганому, поверят! Скажу, что ты всех сдал, значит, так и было.

Он отнял руку, вытер пальцы об одеяло.

Родик громко всхлипнул.

— Суки вы все, — прогнусавил он. — В параше вас топить надо!

Валентин усмехнулся.

— У тебя какой разряд по плаванию, дятел? Через час сам в заплыв уйдешь боевым тюленем. Пока! Вынырнешь из очка, звони.

Он направился к двери. Развернулся.

По сморщенному лицу Родика текли крупные слезы.

— А это идея, — пробормотал Смертин.

Снял с пояса мобильный. Пропиликал набором номера. Громко, чтобы слышали за дверью, произнес:

— Рудаков? Валя говорит. Собери мужиков. Да, весь отдел. Работа подвалила.