Шрифт:
– Тяжелая сволочь! – кряхтел один из носильщиков. Тот, что держал Андрея за ноги. – Ну, б-дь, на кой болт нам это надо?!
– Огнемет приказал, – ответил тот, от которого разило чесноком. Видимо, его звали Жорой.
– Что, б-дь, с того?! Огнемету надо – пускай и таскает.
– Не свисти, Беля! Давай, на счет «три»…
«Я лечу!» – с ужасом подумал Андрей, вспомнив, как Эдмона Дантеса [62] таким вот образом швырнули в море. Правда, жалобы носильщиков оставляли некоторую надежду на то, что пока его кидают не с обрыва.
62
Главный персонаж романа А.Дюма-отца (1802–1870) «Граф Монте-Кристо» французского писателя, до сих пор остающегося одним из самых читаемых авторов в мире, создателя приключенческих романов «Три мушкетера» (1844), «Двадцать лет спустя» (1845), «Королева Марго» (1845), «Графиня де Монсоро» (1846) и многих других
Эта мысль оказалась последней из вразумительных. Его тело со стуком приземлилось на дощатый пол. Вспышка боли оглушила Андрея. Потом его накрыла завеса беспамятства, такая плотная, словно ее пошили из прорезиненного брезента.
Очнувшись, Андрей обнаружил, что мир сузился до размеров кунга, в котором обычно перевозят бакалею. Его новый, сильно урезанный мирок, болтался в каком-то другом, значительно большем. Раскачивался, подпрыгивал и выдавал крены. Тело Андрея перекатывалось от стенки к стенке, как бревно в волнах. Это рано или поздно добило бы и здоровый организм. Сознание, и без того мерцавшее, как лампа при перепаде напряжения, погрузилось в темноту до того, как он догадался, что находится в кузове грузовика, на приличной скорости преодолевающего серпантины горной дороги. Подсознание, оставшееся на дежурстве, фиксировало тычки и удары, интерпретируя их по своему усмотрению. Андрею представилась подземная река, влекущая тело в неизвестном направлении. Река изобиловала бурунами и перекатами. Валы сталкивались и рычали в темноте, кругом не было ни малейшего намека на свет.
«Это Стикс, – сообщил внутренний голос со злорадным смешком, от которого, как показалось Андрею, на полмили веяло истерикой. – А это значит, что ты умер чувак. Умер, к чертовой матери».
Бандура решил для себя, что не останется перед внутренним в долгу. Что размажет его, как манную кашу об стенку.
«Мыумерли, – не преминул уточнить Андрей, и, кажется, уловил жалобный всхлип. – МЫ, чувак. А темно здесь оттого, что ни одной гребаной электрокомпании не взбредет в голову тратиться на освещение канализации. САМОЙ ГЛАВНОЙ КАНАЛИЗАЦИИ, если ты просекаешь, что у меня на уме. Канализации в глобальном масштабе».
Следующей картиной, как бы ненадолго материализовавшейся из мрака, были лица, склонившиеся над ним в лучах кирпичного заката. Не исключено, что его тело прибило к берегу, значит, эти двое были перевозчиками. Или еще кем-то из загробной погребальной команды.
«Загробная погребальная? Ты не переборщил с эпитетами, дружок?»
«Отвянь. В самый раз звучит».
– Вот. Доставили, хорька, – сказал кто-то, и Андрей уловил запах чеснока. Где-то он уже воротил нос от этой гадости. Однако не мог припомнить, где именно.
– Он, вообще, живой? – поинтересовался голос, показавшийся смутно знакомым. Бандура бы, пожалуй, опознал говорившего, если бы боль хоть на пол шага отступила.
– Леня, проверь, пожалуйста, – добавил Смутно Знакомый Голос. Грубые пальцы небрежно коснулись горла.
– Тьфу, б-дь на х… Юшкой измазался.
Бандура держал бы пари, что об него вытерли руку.
– Пульс есть, Леня?
– Есть, б-дь на х… Сучку приволочь, чтобы опознала?
– Зачем? В этом нет надобности. Я и без нее его прекрасно узнал.
– Шутишь?
– Серьезно, Леня. Как он вообще?
– Я, б-дь, не костоправ. Хрен его разберет. Похоже, скоро копыта отбросит. Смотри, как головой звезданулся. Жалко, б-дь на х… шею не свернул. На кой болт ты его вообще сказал сюда тащить, а Вацик? Кинули б в кювет, и порядок.
– Ладно. Везите в Ястребиное.
– Вацик?! Ну на х… этот цирк?! Мало тебе, б-дь, на жопу проблем?! Больше, б-дь, заняться нечем?
Однако, проблем обладателю Смутно Знакомого Голоса, очевидно, было мало. Собственно, это и спасло Андрея. Дурацкая прихоть Бонифацкого. Ну, или какой-то утонченный замысел, так и оставшийся неизвестным окружающим, поскольку не был воплощен в жизнь. В силу многих причин.
Лязгнула, захлопнувшись, обитая жестью дверь кунга, и вскоре кузов снова отправился в пляс. Какое-то время грузовик ехал по асфальту, пока не свернул на проселок. Колея, очевидно, изобиловала валунами, грузовик подпрыгивал на жестких рессорах, от чего тело Бандуры скакало, как горох на сковородке. Он несколько раз терял сознание, а, приходя в себя, удивлялся, что по-прежнему жив.
Когда пытка тряской закончилась, и двери будки распахнулись, небо было темно-фиолетовым, пересыпанным звездной пылью. Свежий ветерок скатывался с гор и ласково трепал волосы. Ту их часть, что не слиплась колтунами в подсыхающей крови.
Бандуру бесцеремонно вытянули из кунга и бросили на носилки.
– Раз, два, взяли?
– Ага, давай.
Покачивание возобновилось. Андрея куда-то понесли. Он, зажмурившись, застонал. В довершение ко всему прочему, теперь его еще и тошнило.
– Плохо тебе? – поинтересовались сверху. – Да, штрих, отгреб ты по полной программе. Если бы меня так покорежило, так лучше сразу подохнуть.
– Тут ты прав. Я тоже так думаю.
«Черта с два, дегенераты, – захотелось крикнуть Андрею. – Вы бы на моем месте пресмыкались в грязи, и вымаливали хотя бы морфий».