Шрифт:
Автор привел пассаж из летописи:
«И сказал ему, Отколь изделия прекрасные, ткани добротные, стекло тонкое, оружие лучшее, топоры, что невозможно затупить? Отколь влага терпкая? Виноградники есть, а не хватает терпения настаивать влагу по многу лет. Отколь одеяния изящные для женщин наших, серьги червоные, кольца искристые? Ибо говорю тебе, брат мой, вторгнись мы, потеряем все, ибо развалин городов посреди паслись бы табуны да отары, но не было бы красоты на свете».
Славский исследователь остроумно доказывал, что в рукописи, найденной в какой-то артанской пещере, записан был разговор двух воинов отколовшейся части Империи — цивилизованного воина и дикаря, и что цивилизованный призывал не вторгаться в метрополию — теперешний Висуа, где все было ого-го, а во всех остальных местах полный шиш. Вообще, славов послушать, так они и мамонтов изобрели, хотя мамонтов как раз изобрел Базилиус в своей второй дурной ипостаси. Впрочем, все может быть. Славы, возможно, особый народ. К примеру, я сам полуслав, а владею Ниверией.
Владею Ниверией, двадцать лет я ею владею.
А нивериец Зигвард, он же Лжезигвард, он же Ярислиф, владеет Славией. Возможно, народам нравится, когда ими правят люди со стороны. Меньше ответственности. Всегда можно сказать — ах он славская сволочь (к примеру)! В моем случае еще и артанская. А мы и не знали ничего, не ведали, в своей классической непреклонной святости. Мы ж доверчивые такие, чисто как дети малые невинные. Это вовсе не мы камешки кидаем, это нам велели и нас соблазнили. И сказали, что это честь великая на благо отечества — камешки кидать. Кем-то совершенно случайно тут рассыпанные.
Завтра мы им покажем казнь Комода. Чтоб поняли, кто виноват во всем. Не стоят они Комода! В одном его толстом пальце больше благородства и ума, чем во всех их тупых башках! Но — необходимость! Сделать ничего нельзя. Отслужил свое Комод. Жалко его очень, но — отслужил.
Размышления Фалкона прервал секретарь.
— Господин мой, к вам курьер от Князя Гленна.
Птица и камень, подумал Фалкон. Мне не нужны курьеры от князя, мне нужен сам Князь Гленн с пятнадцатитысячным войском. Опять что-то стряслось. Хорошо начинается год великих перемен, ничего не скажешь.
Курьер не вошел, но впал и вкачнулся в кабинет. В тех местах, где кожа лица его не была скрыта грязью, она отдавала серовато-красным оттенком. Одежда на нем висела бесформенными рваными складками. Меч висел у бедра не под углом, но вертикально. Курьер долго выковыривал из-за пазухи послание, выковырял, положил на стол, отошел, поклонился и, не распрямляясь, упал и остался лежать. Фалкон сделал знак секретарю. Прибежали слуги и, не задавая вопросов, вынесли курьера из кабинета.
Фалкон развернул депешу. Многие слова были размыты. Писано было дурным, царапающим пером, тут и там чернели неровные кляксы.
Князь Гленн сообщал, что войско его остановлено было во много раз превосходящим его по численности славским контингентом, и теперь он вынужден вернуться домой, с войском, ибо оно утратило боеспособность. Извинения смешивались в письме с крамольным недовольством пограничными войсками Ниверии.
Фалкон испытал прилив ярости. Ему хотелось знать, что произошло на самом деле! Он не собирался никого наказывать — он просто хотел знать правду! Недостаток правды в письме ощущался более, чем явственно.
Пятнадцать тысяч воинов, помноженные на «несколько раз» — эти сто тысяч славов чего, с неба в Ниверию упали? Да в Славии и воинов столько свободных не наберется! Не важно, разбит Улегвич или нет, если столько славского войска перебросить в Ниверию, артанцы через неделю будут в Висуа! Лжезигвард — авантюрист и проходимец, бездельник, бабник, но ведь не клинический идиот!
Что значит «утратило боеспособность»?! Что он плетет?
Он вдруг осознал, что сейчас не время гневаться, мягко говоря. Время оценить ситуацию и действовать. Он позвонил.
— Фокса ко мне, — сказал он секретарю.
Через полчаса Фокс был в кабинете. Фоксу подумалось было, что его опять зовут, чтобы отчитать или понизить в должности, но он сразу понял, что это не так. В связи с тем, что он узнал сам — не так. Фалкону сейчас не до «заговорщиков».
Фалкон показал ему письмо. Фокс начал читать и непроизвольно свистнул.
— Ничего себе, — сказал он.
— Дело, естественно, не в славах, да я и уверен, что никаких славов там не было — ну, может, небольшой отряд, человек сто. А дело в том, что мы теряем пятнадцать тысяч воинов, и подкрепление из Теплой Лагуны эту потерю не компенсирует. И если Лжезигвард теперь же выступит, выбор у нас будет небольшой. Что это вы отводите глаза? Что случилось?
— Он уже выступил.
— Откуда вы знаете?
— Голубиная почта.
Голубиную почту систематизировал в свое время Хок, и Фокс просто унаследовал систему — связь между Теплой Лагуной, Астафией, и Кронином.
Помолчали.
— Сколько у него войска? — спросил Фалкон.
— Тридцать тысяч.
— Так.
Да, это была настоящая гражданская война, ибо если исключить пятнадцать тысяч Князя Гленна, под знамена Фалкона при самых благоприятных обстоятельствах можно было собрать тысяч пятьдесят — за два месяца, оставив проход вдоль Южного Моря незащищенным.