– Да. Гостемил отвлек народ от поклонения великому цесарю Ярославу. Нужно было указать Гостемилу его место. Что и было сделано.

Да, он никогда не поймет, подумала Ингегерд. Он хороший, неглупый, но он никогда не поймет.

– А завтра?

– Что завтра?

– Завтра муж твой примет меня?

– Завтра у него много дел, Хелье.

Хелье даже слегка побледнел от такой бестактности.

– Что ж, передай мужу … что-нибудь светлое … от меня … – сказал он. – Пусть он трудится на процветание и прокладку хувудвагов.

– Хелье, подожди … Постой!

Поклонившись княгине, Хелье вышел из занималовки.

Заберу Орвокки, подумал он, и уедем мы с нею к Гостемилу в Муром. А то и в Корсунь, там тепло. Где Ляшко? Лучше бы ему не попадаться у меня на пути. Вот и выход из терема, вот и ворота детинца. Ляшко не повстречался. Повезло ему.

Он решил идти в крог, где его ждал Жискар, не прямым путем, а в обход – ему следовало успокоиться. Дом Ламеха на Улице Радения привлек его внимание. Купить, что ли, браслет какой-нибудь, подарить Орвокки? Смешная она … Наверное, обрадуется браслету, будет глазами хлопать, хлоп-хлоп. Ламех наверняка обдерет меня, после нашествия цены подскочили, ну да ладно. Женщин следует баловать. Женщины ответственны за сохранность мироздания. Их не прошибешь. Даже если женщина проявляет интерес к политике, например, и озаботилась вдруг монастырями, школами, и Русским Судопроизводством, то, к примеру, говорит она об этом, говорит, и вдруг замечает какое-нибудь платье на торге, и восхищается, и при этом тон ее становится совершенно искренний – ай, как красиво! И это правильно. Справедливого судопроизводства не было никогда в истории, ничего не меняется, а вот платья иногда бывают милые, смотреть на женщину в красивом платье приятно. Ублажим нашу чудь, купим ей что-нибудь, какое-нибудь украшение.

Он зашел в лавку и некоторое время раздумывал, выбирая, и наконец выбрал браслет, после чего долго торговался с Ламехом. Из всех камней на свете самому Хелье больше всего нравился теперь янтарь. Выйдя из лавки, он прошел до конца улицы, свернул в проулок, и засомневался – другой браслет, тоже янтарный, приглянулся ему не меньше купленного. Ничего плохого – куплю второй тоже. Пусть у нее будут два янтарных браслета.

Он снова дошел до угла и уже повернул было на Улицу Радения, как вдруг увидел входящего в лавку человека, чьи походка и осанка показались ему знакомыми. Хелье остановился и стал рыться в памяти. Где он видел его раньше? Не в Киеве. Не в Полонии. Не … Ого. Да это же Мишель, незадачливый парижский вор. Вездесущий Мишель! Хелье прислонился к забору. Мишель в ювелирной лавке. Либо готовит ограбление, либо действительно что-то покупает. Мишель в богатой одежде. Мишель в сленгкаппе, напоминающей корзно. Странно.

Неожиданно из лавки выскочила полуодетая женщина и побежала по улице, придерживая край рубахи. За ней с ручкой от метлы вылетела толстая жена Ламеха и, крича неразборчиво, устремилась в погоню. Хелье заступил за дерево, растущее возле забора, и они пробежали мимо, не заметив его. Через некоторое время из лавки спокойно вышел Мишель, неся в руке ящик, похожий на те, в каких плотники носят инструменты. Хелье подождал, пока Мишель дойдет до угла и повернет, и быстро двинулся вслед.

Очевидно уверенный, что за ним не следят, Мишель проследовал вниз по спуску не ускоряя шага и через четыре квартала зашел в крог. Хелье выждал время и тоже зашел в крог. Мишеля нигде не было видно – значит, он снимает здесь комнату. И это скорее всего не мое дело, подумал Хелье

Выйдя из крога, он еще немного побродил по улицам, и отправился на встречу с Жискаром.

***

Прочтя послание Харальда («Обстоятельства в детинце изменились, прошу тебя срочно придти ко мне…»), Саул заподозрил подвох и взял с собой кинжал. Если Харальд приглашает к себе, значит, у него там кто-то из детинца. Может, Элисабет отлучилась куда-то, вернется через две недели? Но тогда Харальд пришел бы к Саулу, а не вызывал бы Саула. Впрочем, возможно, кто-то высокопоставленный из детинца находится у Харальда, и этому высокопоставленному – не к лицу посещать ювелирные лавки самому? Так или иначе, почерк был явно Харальда – совпадал с почерком в расписке, которую Харальд написал в его, Саула, присутствии. Писано на константинопольской парче.

Дом Харальда стоял запертый, с темными окнами! Саул постучал в дверь – никто ему не открыл. И тогда он бегом кинулся назад, на Улицу Радения.

Опасаться нечего – уверял он себя. Спрятано так, что никто не найдет. Никому в голову не придет! Скорее, скорее … Скорее же!

Он распахнул дверь и сразу посмотрел в угол возле прилавка, где должен был стоять плотничий ящик с торчащими из него грязными инструментами. Ящик отсутствовал. Из смежного помещения выбежал полуголый племянник Ламеха и круглыми глазами уставился на Саула.

– Где Ламех? – грозно спросил Саул.

– Прячется от тети. Она застала его…

– Молчи!

Саул присел возле прилавка и стал напряженно думать.

Худший вариант – он вернет деньги Харальду, это само собой. Это не разорит его, но репутация будет безнадежно утрачена, и такими грунками, как Литоралис, торговать ему больше не придется никогда. Средний вариант – он уговорит Харальда скрыть пропажу, и на деньги, ему заплаченные, плюс три-четыре тысячи своих, купит что-нибудь другое. Не один камень, так три. Лучший вариант – он найдет вора.

Начинать следовало с лучшего варианта.

Итак, требуются – люди. Много людей. Ратники. Сыщики. Воины. Конники. Средства на все это – есть. Где взять людей? Солнце скрылось, вечереет, через четверть часа станет темно. Бежать к полководцу? К Ляшко? Нет смысла. Много вопросов, после чего Ляшко пойдет, конечно же, к князю – спрашивать позволения. К кому? Где взять людей? Идти к князю – но сразу к князю не пустят, будут допытываться – зачем. Придумать причину? Князь, узнав, в чем дело, подумает, что я рассказал об этом стражникам. Пойдут слухи – решит князь – ради помощи купцу я собираю целое войско … Откажет. Нет, уж если и просить князя, и назначать князю вознаграждение … что при свидетелях само по себе унизительно для князя … нужно действовать так, чтобы свидетелей не было.