— Государь! Гаврила Масленников!

За спиной стражника мелькали смазанные от скорости лица мужчин и женщин. Митрофанов перевел взгляд на стражника.

— Ну и что? — обалдев от такой наглости спросил Митрофанов.

— Он потный! — взвизгнул стражник и исчез, подхваченный плотным потоком бегущих тел.

Когда бегущие промчались многоногой толпой, в коридоре тише не стало. Что-то там определенно происходило. Проклиная себя за любопытство, Петр Митрофанов выглянул в коридор. По стенам чадили факелы, заливая его нежно-розовым светом, а там где коридор поворачивал, по стене метались бесформенные тени. Они приседали, вытягивались, и вновь приседали, гремя оружием. В воздухе носился металлический звон и проклятья.

Временами шум перекрывался оглушительными криками, полными неземной муки.

Так могли кричать только гвардейцы.

Небольшой отряд истинно преданных Петру Митрофанову людей преградил Гавриле путь в царские покои.

Неизвестно на что они надеялись — Гаврила методически убивал гвардейцев не обращая внимания на их попытки выбить ему глаза копьями.

Он уворачивался от ударов, выхватывал мечи и ловко ломал их об колено. Гвардейцы ужасались, но не отступали. Они задержали Гаврилу минуты на три, сделав все, что было в человеческих силах. Но этого было мало. Петр уйти не успел.

Гаврила ударом ноги разбил дверь, успев при этом увернуться от меча и наступить на него. Обезоруженный Петр проворно прыгнул за Предводителя Ручных Крокодилов.

— Дерись, Борька! Дерись! А то колбаснику отдам!

Борька к колбаснику не хотел. Он прыгнул, растопырив лапы, но на полпути его остановился удар в брюхо. Гаврила нанес его другой ногой. От удара крокодил разорвался на две части, забрызгав кровью и желудочным соком богатое убранство царской спальни. В одном углу лапы его еще скребли мозаичный пол, а зубастая пасть, в другом углу, была раскрыта в надежде, что пришелец сам сунет туда голову или, на худой конец, ногу, но зверь был уже не опасен. Гаврила остался с Петром Митрофановым один на один:

— А-а-а-а! — закричал Великий Человеконенавистник. Понял он, что в лице Гаврилы видит свою смерть.

Взвился крик ночным нетопырем вверх и пропал. Сердце не выдержало, оторвалось и упало в пятки Петру Миртофанову. Боль от отбитых ног разлилась по всему телу, стала невыносимой и он умер.

Комедия кончилась.

Оглянулся Гаврила, выхватывая цепким глазом и широкое ложе и занавеси из паволоки и ценный кальян Александрийской работы.

Больше тут делать было нечего и, оглядев спальню, Гаврила с криком Кто не спрятался — я не виноват!

побежал добивать стражу. Это заняло у него еще полчаса. Разгромив тех, кого нашел он вышел из осиротевшего дворца в пустыню. На лунном диске, низко повисшем над горизонтом, черным контуром прорисовывались пальмы.

— Оазис — догадался Гаврила. Помахав с бархана рукой в сторону царского дворца, он поспешил в пустыню. За спиной оставалось славное ристалище, оставалась Звезда Востока — Несравненная Гюльчатай, пленившая сердце свирепого героя.

Добежав до озерца, Гаврила с шумом плюхнулся в воду. К счастью оазис оказался необитаемым — разумные жители пустыни держались подальше от Петра Мирофанова — и его появление не вызвало там переполоха. Только несколько змей выскользнули из воды и отползли в сторону. Сопя и фыркая, Гаврила плескался в воде. Купание доставляло ему удовольствие, однако голова героя была занята размышлениями над происшедшим. Не Несравненная Гюльчатай и не красота звездного неба занимали его мысли, а замок Ко — таинственное и загадочное обиталище теней и приведений.

Мыли бродили у него в голове четкие, как тени от пальм. Время пришло.

Нужно было хватать его, седлать, пришпоривать и отправляться в путь.

Замок Ко заждался своего героя.

Гаврила вылез на берег, отряхнулся по-собачьи, выжал одежду и натянул ее на себя. Мокрая материя приятно холодила кожу. Герой пошевелил плечами и словно безумный побежал вглубь пустыни.

Ветер, принесшийся из глубины пустыни, разогнал собиравшиеся пролиться дождем облака. Вместо воды на песок упал зной. Гаврила в сердцах выругался и попытался плюнуть в песок. Плевка, конечно же, не получилось. Рот был сух, как склеп Фараона. Солнце уже перевалило через зенит и спустилось к горизонту, но прохладней от этого не стало.

Казалось, что оно действительно приближается к земле, желая расплавить песок и превратить пустыню в громадное зеркало. В этом пекле Гаврила провел целый день. Он шел вперед, оставляя солнце за спиной. В нагретом затылке тяжело бухала кровь. Ящерицы выскакивали из обжигающего песка и бежали рядом с ним, стараясь хоть на минуту оказаться в тени этого странного существа, расхаживающего по пустыне в самое не подходящее время.

Но напрасно. Тени не было. Песок впереди был так же освещен солнцем, как и во всей пустыне. Ящерицы негодующе верещали и закапывались обратно. Довариваться.

Солнце уже закатилось, когда Гаврила увидел замок Ко. Он появился неожиданно, словно выпрыгнул из темноты… Старые, изъявленные пробоинами стены окружали небольшое пространство среди песков. К шуму ветра, перебиравшего песок, Гаврила уже привык за день, но теперь к нему прибавилось шорох песка, скребущего по камню.

Все здесь носило на себе печать разрушения. Время не щадит не только людей, но и камни.

Через пролом в стене Гаврила вошел во двор. С тихим шорохом пополз под ногами песок. В темноте, окружавшей замок, слышались шорохи и невнятные голоса. По спине героя словно провели тряпкой, смоченной в ледяной воде. Он выпрямился, пошевелил пальцами, проверяя готов ли к неожиданностям.