Взятие Берлина рассматривалось и британским и американским командованием как важнейшая цель. 15 сентября 1944 г. в послании Монтгомери главнокомандующий подчеркивал: «Ясно, что Берлин – это наша основная цель. Для обороны Берлина противник, очевидно, сосредоточит свои главные силы. По моему мнению, нет никаких сомнений, что мы должны сконцентрировать всю нашу энергию и силы для осуществления стремительного удара на Берлин» [363] .

Цель начавшейся 16 апреля 1945 г. Берлинской операции советских Вооруженных Сил состояла в том, чтобы в кратчайшие сроки разгромить основные силы групп фашистских армий «Висла» и «Центр», овладеть Берлином и соединиться с войсками стран антигитлеровской коалиции. Это должно было лишить Германию возможности организованного сопротивления и заставить ее пойти на безоговорочную капитуляцию.

Завершение разгрома вооруженных сил фашистской Германии предполагалось осуществить совместно с западными союзниками, принципиальная договоренность с которыми по координации действий была достигнута на Крымской конференции. План наступления на Западном фронте был изложен в послании Эйзенхауэра Верховному главнокомандующему советскими Вооруженными Силами от 28 марта 1945 г. В ответном послании от 1 апреля И. В. Сталин писал: «Ваш план рассечения немецких сил путем соединения советских войск с Вашими войсками вполне совпадает с планом советского главнокомандования» [364] . Сталин писал, что Берлин утратил прежнее стратегическое значение и город будет взят второстепенными силами Красной Армии. Далее он информировал союзное командование об ориентировочном сроке начала Берлинской операции.

В книге У. Спара и Н. Яковлева по поводу уверений Сталина, что Берлин потерял свое стратегическое значение, отмечается: «Критерий искренности Сталина – из 24 общевойсковых и танковых армий, предназначенных для участия в Берлинской операции, только 2 общевойсковых направлялись на Дрезден. Отправив лукавое послание Эйзенхауэру (впрочем, Сталин щедро расплатился с союзниками их же монетой), он обратился к главному – ускорить взятие Берлина» [365] .

Послание Эйзенхауэра Сталину прибыло в Москву в период, когда становились все более очевидными попытки руководителей фашистской Германии расколоть единый фронт союзников.

Маршал Г. К. Жуков в связи с посланием Эйзенхауэра Сталину писал в своих мемуарах: «И. В. Сталин знал, что гитлеровское руководство за последнее время развило активную деятельность в поисках сепаратных соглашений с английским и американским правительствами. Учитывая безнадежное положение германских войск, можно было ожидать, что гитлеровцы прекратят сопротивление на западе и откроют американским и английским войскам дорогу на Берлин, чтобы не сдать его Красной Армии» [366] .

Сталин высказывал определенные опасения относительно того, что гитлеровские руководители могли сдать Берлин западным союзникам без боя. «Думаю, – говорил Сталин, – Рузвельт не нарушит ялтинской договоренности, но вот Черчилль, этот может пойти на все» [367] .

21 апреля 1945 г. Эйзенхауэр обратился с новым посланием к советскому Верховному Главнокомандованию. Очевидно, принимая во внимание резкие протесты Черчилля и других консервативных деятелей, связанные с его первым посланием Сталину, Эйзенхауэр на этот раз не упоминал имени советского Верховного Главнокомандующего. Он информировал советское командование, что принял решение остановиться на Эльбе, и уточнял детали, касающиеся расположения американских войск [368] .

Ряд авторов, с которыми трудно согласиться, отмечают, что Эйзенхауэр, вырабатывая свои планы ведения военных действий на заключительном этапе войны, стремился принять определенные контрмеры в связи с распространившимися слухами о подготовке немцев к партизанской войне. Чтобы помешать немцам выполнить эти планы, главнокомандующий считал необходимым «уничтожить вооруженные силы противника». Это не имело ничего общего со взятием Берлина. Кроме того, союзный главнокомандующий отдавал себе отчет в том, что «продвижение американских войск к Берлину вызовет коллизии с русскими» [369] .

На заключительном этапе войны некоторые представители англо-американского генералитета, засидевшиеся в тылу в течение бесконечных приготовлений к «Оверлорду», были одержимы идеей прорваться как можно дальше на восток Германии. Они считали необходимым использовать благоприятную конъюнктуру, сложившуюся для западных союзников в связи с тем, что к концу войны началась массовая сдача немцев в плен англоамериканским войскам.

Какова была позиция Эйзенхауэра в этом вопросе? Он считал, что военная необходимость могла заставить и американские и советские войска выйти на различные рубежи, преследуя отступающего противника. Но после капитуляции фашистской Германии войска каждой из союзных держав должны быть «отведены по просьбе другой стороны в предназначенные им зоны оккупации Германии» [370] .

Однако после капитуляции Германии англо-американские союзники не торопились уходить в зоны оккупации, определенные Ялтинским соглашением. Эта позиция вызвала серьезные трения между ними и СССР на первых же заседаниях Контрольного совета, созданного для управления Германией после капитуляции вермахта. В Контрольный совет от СССР был назначен Маршал Жуков, от США – генерал Эйзенхауэр, от Англии – фельдмаршал Монтгомери, от Франции – генерал Делатр де Тассиньи.

Уже во время первой встречи Эйзенхауэра с Жуковым возникли серьезные проблемы.