Шрифт:
Тоже ничего особенного. Мебель хорошая, достаточно новая и дорогая, но не сверхроскошная. Никакого безумно дорогого антиквариата, кроме красивых старинных бронзовых каретных часов на невысоком серванте. Конечно, Троекуров, с его гонорарами, вполне мог позволить себе купить такую вещь. А может, она вообще досталась ему по наследству.
Пожалуй, действительно дорогими вещами были большая плазменная телевизионная панель и стойка с разнообразной теле– и радиоаппаратурой: пишущие DVD-плейеры, видеомагнитофоны, тюнер от спутниковой антенны, большой музыкальный центр. По углам комнаты было расставлено несколько высоких акустических колонок – так называемый домашний кинотеатр. Похоже, хорошая теле– и радиоаппаратура были страстью хозяина квартиры. Но во-первых, и это он мог позволить себе купить на свои гонорары, а во-вторых, все это вполне могло быть ему нужно для работы.
По стенам и на серванте было развешано и расставлено множество фотографий в рамочках – от стареньких, уже выцветших черно-белых, до вполне современных, цветных. На некоторых из них без труда можно было узнать и самого Троекурова, и его вдову. Маленькая девочка, с которой они были сфотографированы, несомненно, была их дочерью – внешнее сходство с покойным бросалось в глаза.
В комнату, извинившись, вошла Виктория Николаевна с чистым белым платком в руке и села на стул перед Колапушиным.
– Простите, что я вас задержала...
– Ну что вы, Виктория Николаевна! Это вы меня простите – надоедаю вам в такой момент, но что поделаешь – у меня работа такая. Меня зовут Арсений Петрович.
– Я помню, вы говорили по телефону. Ничего, мне даже так легче, когда я не одна и с кем-нибудь разговариваю. И знаете что? Называйте меня просто Викой.
Губы Виктории скривились, она тихонько всхлипнула и судорожно сглотнула, но сдержала слезы.
– Хорошо, Вика. А где же ваша дочка?
– У бабушки. Моя мама приехала с утра и забрала ее к себе. Тут столько звонков по телефону – я не хочу, чтобы она это слышала. Потом я придумаю, как ей все рассказать, а пока пусть у мамы поживет.
– Да, вполне разумно. Простите, Вика, что я в такой момент задаю вам подобные вопросы... Скажите, у вас были хорошие отношения с мужем?
Виктория, глядя куда-то в угол комнаты, горько покачала головой:
– Ну конечно... Такого вопроса и следовало ожидать в первую очередь. Муж старше жены на двадцать пять лет! Как же вам в первую очередь о молодом любовнике не подумать?
– Зачем сразу так, Вика? Не обижайтесь – мы должны выяснить абсолютно все обстоятельства и исключить то, чего быть не могло.
– Вы просто не знаете, какой он был. Яркий, остроумный, веселый. Резким бывал иногда, но потом всегда извинялся. Я в него еще на втором курсе влюбилась. Сразу и навсегда. Мы однолюбки, Арсений Петрович. Мама после папиной смерти ни на одного мужчину даже и не взглянула, хотя была совсем нестарой тогда. И предложения были вполне серьезные.
– Вы уж меня извините, если я что-то не так сказал, но я обязан выяснить все обстоятельства. Я вот знаю, что ваш муж раньше был женат. Он что, ушел к вам от первой жены?
– Нет, что вы! Они развелись очень давно, когда я еще в школе, классе в седьмом, наверное, училась. А встретила я его в институте. – Вика, вспоминая, печально улыбнулась и покачала головой. – Он у нас эстрадное мастерство преподавал. Нет-нет, я Борю из семьи не уводила – они уже много лет до этого не жили вместе.
– А дети от первого брака у него есть?
– Да, Катя. Она к нам, – при слове «нам» Вика, не сдержавшись, снова горько всхлипнула, – часто приходит.
– Получается, что вы знакомы?
– Да, знакомы. Она мне как подружка младшая. Все-все рассказывает. Советуется со мной. А что? Я ведь только на несколько лет старше ее.
– А ее мать? С ней вы тоже знакомы?
– Ну, я ее несколько раз видела, мы здоровались, но, конечно, никакой дружбы между нами нет. Посудите сами – зачем?
– Да, конечно. А у вашего мужа со старшей дочерью были хорошие отношения? Никаких ссор или конфликтов не было?
– Ну что вы, какие конфликты? Он ее очень любит и до сих пор помогает. Хотя она уже институт окончила.
Тут Вика уже не смогла сдержаться. По ее щекам покатились крупные слезы, она прижала платок к глазам и сидела так некоторое время. Колапушин молча ждал, понимая, что ничем помочь не может и лучше сейчас просто помолчать.
Справившись с собой, Вика убрала платок.
– Простите. Я еще не привыкла к тому, что Бори нет. Говорю о нем так, будто он живой. Вы не обращайте на меня внимания, задавайте свои вопросы, я смогу вам ответить.
– А вы никогда не протестовали против того, что ваш муж отдает часть денег старшей дочери?