Другие идеологи стремились сочетать социализм и антисемитизм подобно тощ, как это происходило в Германии. В начале 1890 года в Париже под руководством Дрюмона была организована «Антисемитская национальная лига Франции», ее вице-президент Жак де Бьез называл себя «национал-социалистом». Это движение вышло на улицы и стремилось распространять свое влияние среди пролетариев. Вдохновителем был авантюрист маркиз де Морес. глава банды «силачей Аля» и мясников Ла Вийетт (Аль (les Halles) бывший знаменитый рынок в центре Парижа (г н. «чрево Парижа»), ссичпс «форум» – подземный общественный комплекс, Ла Винеп – бывший район скотобоен па северо-востоке Парижа, сейчас n:ivi-ныи и промышленный вьклавочный центр, (flpitv. ред.)). Как и в Германии, в Палате депутатов образовалась антисемитская группа; в ноябре 1891 года проект закона о всеобщем изгнании евреев из Франции собрал тридцать два голоса. Как и в Германии, нашлись желающие доказать арийское происхождение Иисуса, которого Жак де Бьез патриотически причислял к кельтской расе (Предки французов тллы ошосилисъ к ipynne kc.imckhx племен. (Прим, ред)). Тем не менее французский антисемитизм не выдерживает никакого сравнения с германским антисемитизмом.

В этой связи необходимо вернуться к тому, о чем мы уже говорили, к отсутствию твердых принципов, что, конечно, было связано со склонностью к фарсу, т. е. к искусству мистификации. Различие соответствующих подходов проявляется, например, в обстоятельствах, при которых в апреле 1892 года была основана знаменитая ежедневная газета Дрюмона «La Libre Parole» («Свободное слово»). Финансировал это предприятие некий Герен, аферист, который двумя годами ранее обратился к евреям с призывом вносить средства на борьбу с антисемитизмом. В качестве управляющего делами выступал крещеный еврей Гастон Кремье, известный под псевдонимом Виаллар. Эту природную терпимость можно было наблюдать не только в области финансов, но и в вопросах чести: французские антисемиты не отказывали евреям во встрече с ними на дуэли подобно своим немецким собратьям. После знаменитой дуэли Дрюмона с Артуром Мей-ером, несмотря на ее скандальный характер, было много других, в частности, дуэль между Моресом и Артуром Мейером, имевшая трагический конец. На следующий день после смерти офицера-еврея Дрюмон выражал сожаление в своей газете «La Libre Parole», что столь ценная кровь не была пролита за отечество на поле битвы, и подобные чувства разделялись повсюду во Франции; одна провинциальная газета, отнюдь не дружественная к евреям, дала следующий комментарий: «Любой, кто носит шпагу, не имеет душу еврея». При таком подходе «крещение кровью» посмертно очищало евреев от их пороков, а мертвый еврей становился хорошим евреем. (Как мы еще увидим, первая мировая война умножит подобные примеры.) Здесь же можно отметить, что великие певцы антисемигизма легко брали деньги в долг у евреев; так, маркиз де Морес брал в долг у авантюриста Корнелиуса Герца при посредничестве Дрюмона, а изменник Фердинанд Эстергази, охотно выступавший в качестве секунданта еврейских офицеров, у барона Эдмона де Ротшильда; разумеется, в подобных случаях каждая сторона считала себя более тонким игроком, чем партнер, но игры такого рода обычно не свидетельствуют о наличии глубоких убеждений.

Из экономической истории нам известно, что начиная с 1882 года Франция переживала период затянувшегося спада в экономике, продолжавшегося примерно до 1890 года. Эти крайние даты обозначены соответственно крахом «Генерального союза» и трудностями «Вексельного банка». В этом последнем случае виновными считали евреев и особенно Ротшильдов, так же как, впрочем, и в первом случае. Но банкротство, имевшее исключительный скандальный характер, гораздо сильней запечатлевается в коллективной памяти: это происходит на международном уровне, так что даже в наши дни, в Москве или в Ленинграде, словом «панолш» называют мошенничество особо большого размаха, подобно тому, как это делали во Франции «бель-эпок». В центре скандала находился упрямый старик, страдающий манией величия, «герой Суэца» Фердинан де Лессепс, которому помогал его сын. Затем концентрическими кругами располагались горстка коррупционеров, десятки парламентариев и сотни продажных журналистов, а далее десятки тысяч, если не больше, разорившихся мелких вкладчиков. Главные коррупционеры были евреями – Леви-Кремье, Жак де Рейнак, Корнелиус Герц, Аргон. Есть соблазн утверждать, что впервые антисемитская пропаганда не была бесплатной. Достаточно изучить документы той эпохи, чтобы прийти к выводу, что в любом случае евреи должны были оказаться виноватыми.

В самом деле, еще до того, как имена крупных искусителей Корнелиуса Герца и барона де Рейнака стали упоминаться публично, газета «La Croix», выступившая в защиту Лессепса, выдвигала обвинения против воображаемых евреев: «Панама» должна погибнуть, потому что это общество хотело действовать, не подчиняясь еврейским финансистам». Еще более показательно, что по политическим причинам, хорошо сформулированным Пьером Сорленом, эта газета воздерживалась от критики Герца и Рейнака, даже когда их имена были у всех на устах.

После этого следует ли добавлять, что роль искусителя, столь хорошо вписывающаяся в тысячелетнюю христианскую демонологию, которую играли при Лессепсе еврейские посредники, способствовала расширению масштабов скандала. Возможно, сейчас самый подходящий момент описать в нескольких словах, что в действительности представляли собой евреи во Франции в конце XIX века. Их общая численность не превышала восьмидесяти тысяч, т. е. двух сотых долей процента населения Франции, половина из которых проживала в Париже. Очень редко случалось, может быть, вообще никогда, чтобы столь незначительная часть населения заставляла так много говорить о себе. Возможно, причиной было то, что в соответствии с предсказанием Альфреда де Винъи они «достигли вершин всего в делах, в литературе и особенно в искусствах и музыке…» В этой связи можно отметить, что по общему правилу самых впечатляющих успехов добиваются внуки гетто, аккумулирующие все достижения в «третьем поколении». Так, финансистам можно противопоставить ученых, авантюристам патриотов Франции (причем одно не обязательно исключает другое, как показывает пример Корнелиуса Герца и семьи Рейнак).

С расстояния в сто лет они кажутся нам излишне патетичными, все эти идеологи ассимиляции, эти казенные историки, для которых «эпоха Мессии наступила с Великой французской революцией», эти раввины, которые считали своим долгом восхвалять царя-юдофоба Александра III, наконец, эти ученые, которые, подобно филологу Дармстетеру, надеялись, что столица Франции станет «моральной столицей мира и светочем сердец.,, святым городом». Преобладающей тенденцией безусловно была полная ассимиляция с французами, слияние, казавшееся неизбежным – и желательным как свободным «проеврейским» мыслителям, Золя и Ренану, так и таким деятелям, как Альфред Наке или братья Рейнаки (младший из них – Теодор, автор «Истории израитьтян», полагал, что иудаизм «мог считать свою «миссию» выполненной и умереть без сожалений, погребенный под своим триумфом»).

Более того, поступки начали все больше соответствовать словам, настолько, что из воспоминаний Андре Моруа, Жозефа Кессе-ля, Эммануэля Берля и многих других мы узнаем, что их родители не сообщали им об их еврейском происхождении, о чем они узнавали лишь в школе при более или менее травмирующих обстоятельствах. Упомянем в этой связи рассуждение Теодора Гершш (1898 год): «Нельзя создать никакой партии из французских евреев. По правде, они более не являются евреями». И этот пророк сионизма добавил: «Конечно, они также не являются и французами». Но все эти мужчины и женщины верили именно в это, и стремились стать ими еще в большей степгни.

Противоречия такого рода чреваты страданиями и конфликтами, которые были замечательно и безупречно точно описаны гением Марселя Пруста – до сих пор не уделялось достаточного внимания тому, что одной из основных тем творчества Пруста было многолетнее шассе-круазе между аристократом Сваном, который, «достигнув возраста пророков», солидаризируется с евреями, и выскочкой Блоком, который стал Жаком дю Розье и отказался от иудаизма. Вот причина, по которой Блок мечтал превратиться в Розье:

«Блок был дурно воспитан, невропат и сноб; родившись в мачоуважае-мой семье, он, как на дне моря, испытывал давление сверху не только со стороны христиан, находившихся на поверхности, но и от размещавшихся над ним еврейских каст, которые занимали более высокое положение, чем его собственная, и каждая из которых давила своим презрением тех, кто стоял на ступеньку ниже. На то, чтобы пробиться к свежему воздуху, поднимаясь от одной еврейской семьи к другой, Блоку потребовалось бы много тысяч лет. Гораздо лучше было бы попытаться пробить себе дорогу с другой стороны».