Гончаров Иван Матвеевич
Шрифт:
– Ну, теперь иди с Богом! – сказал он примирительным тоном Захару, когда тот подал ему квасу, – надеюсь, что ты понял свой проступок
9 и вперед не
162
станешь сравнивать барина с «другими». Чтобы загладить свою вину, ты как-нибудь уладь с хозяином так, чтоб мне не переезжать. Вот как ты бережешь покой барина: расстроил совсем и лишил меня какой-нибудь новой, полезной мысли. А у кого отнял? у себя же: для вас я посвятил всего себя, для вас вышел в отставку, сижу взаперти… [неблаг‹одарный›] а ты? ну да Бог с тобой. Вон три часа; два часа только до обеда: что успеешь сделать в два часа? ничего. А дела куча. Нечего делать:
1 письма отложу до следующей почты, а план набросаю завтра. Ну, я теперь прилягу немного: измучился совсем; ты опусти сторы да затвори меня поплотнее, чтоб не мешали, может быть, я с часик и усну; а в половине пятого разбуди.
Захар начал закупоривать барина в кабинете: он сначала покрыл его самого одеялом,
2 потом опустил шторы, плотно запер все двери и ушел к себе.
– Чтоб тебе издохнуть, леший эдакой! – ворчал он, отирая следы слез и влезая на лежанку, – право, леший! Особый дом, огород, жалованье!
3 Вот тут мой и дом, и огород,
4 – говорил он, с яростью ударяя по лежанке, – на жалованье! как не приберешь гривен да пятаков к рукам, так и табаку не на что купить, и куму нечем попотчевать! Чтоб тебе пусто было! Ох! что это смерть нейдет!
5
Илья Ильич лег на спину, но не вдруг заснул. Он думал, думал, волновался, волновался. ‹л. 48 об.›
– Два несчастья в один день!
6 – говорил он, [кутая ‹сь›] закутываясь в одеяло совсем с головой… – Прошу устоять против такого напора событий!
Но в самом-то деле эти два «несчастья», то есть зловещее письмо старосты и переезд на новую квартиру, переставали тревожить Обломова и поступали уже только в ряд беспокойных воспоминаний. «До бед, которыми
163
грозил староста, еще далеко, – думал он, – до тех пор многое может перемениться: авось дожди поправят хлеб; [он, может быть, [вздо‹рожает›] будет] может быть, недоимки староста пополнит; бежавших мужиков «водворят на место жительства», как пишет староста,
1 а между тем к тому времени и план подоспеет: что ж заранее тревожить себя?»
2
Мысль о переезде тревожила его несколько более: это было свежее, позднейшее «несчастье», но в успокоительном духе Обломова и для этого факта наступала уже история. Хотя он [и] смутно и предвидел неизбежность переезда, тем более что тут вмешался Тарантьев, но он мысленно отдалял это тревожное событие своей жизни хоть на месяц, даже на неделю,
3 – и вот уже выиграна целая неделя спокойствия. «А может быть, еще Захар постарается так уладить, что и вовсе не нужно будет переезжать, авось обойдутся: отложат до будущего лета или совсем отменят перестройку: ну, как-нибудь да сделают! Нельзя же в самом деле переезжать!» Так
4 в этих примирительных и успокоительных словах «авось», «может быть» и «как-нибудь» Обломов
5 находил всегда целый ковчег надежд и утешений, как в ковчеге завета отцов наших.
6 И в настоящую минуту он успел [уже] оградить себя ими от двух несчастий. Уже легкое, приятное онемение пробежало по членам его и начало чуть туманить сном его чувства, как первые, робкие морозцы туманят поверхность вод; еще минута – и сознание улетело бы [прочь] бог весть куда, но вдруг он опомнился.
7
164
– Так и не умылся,
1 [не сделал ничего] – [сказал] шептал
2 он, – утро пропало,
3 а всё Захар! да полно, Захар ли? – спросил он потом себя беспристрастно.