– Не понял?

– Комната мертвого брата.

– Какая комната?

– У них, там, на втором этаже. Я в ней случайно заснул.

– Да ты что? – коротко стриженые волосы на голове Будилова встали дыбом.

– Ужас нечеловеческий…

– Смотри! – Будилов показал рукой на строения у железной дороги.

– Что они там делают?

– Похоже, они поджидают нас.

– Странно.

– Вероятно, хотят отобрать ключ от квартиры.

– Но там же мои картины и вещи!

– Посмотрим.

Карин с папой ждали нас у машины, припаркованной перед платформой для электричек.

– Вот, – сказал папа, вынимая несколько тысячешиллинговых купюр.

– Здесь пять тысяч шиллингов. Только что из банкомата. Пусть берет и уезжает обратно! Пообещай мне, Владимир, что завтра утром ты посадишь его на поезд!

– Это приданое, – осклабилась Карин. – Но не безвозмездно. Я возьму себе одну из его картин.

Я перевел. Будилов вздохнул, аккуратно пересчитал деньги и неторопливо запихнул купюры во внутренний карман пиджака.

– Только завтра у нас есть еще одно дело, которое нельзя отложить. Я посажу его на поезд послезавтра.

– Хорошо, – согласился папа.

– Пять тысяч шиллингов – это сколько на баксы? – поинтересовался

Будилов.

– Примерно четыреста долларов, – сказал я.

– Хорошо, – сказал Будилов.

– Только не забудь отдать мне картину, – заволновалась Карин.

– Не переживай, я их обратно не повезу, оставлю в Вене, – успокоил ее Будилов. – Сможешь выбрать ту, которая больше понравится.

– Ты оставишь картины в Вене? Но только не в моей квартире. В моей квартире ничего не оставляй!

– Ладно…

– Картины останутся у меня, – сказал я.

– Ключ оставь на столе, а дверь захлопни.

– Не переживай.

– Счастливого пути!

– Я теперь не знаю, когда я приеду в Австрию в следующий раз, но я хочу, чтобы ты к тому времени сделала срущего Моцарта, – задумчиво произнес Будилов, пристально глядя Карин в глаза.

При слове "Моцарт" папа Карин испуганно поежился и вздрогнул.

– Мы поедем, – сказал он.

– Всего доброго!

– Надеюсь, вы поймете меня правильно.

– Нет проблем.

Они залезли в машину и укатили.

– Надо купить алкоголя, – констатировал Будилов.

– Тебе крупно повезло, – оставляя без комментариев его реплику, заметил я. – В том, что ты получил приданое, но без Карин.

– Попомни мои слова, – отмахнулся Будилов. – Она когда-нибудь все же сделает срущего Моцарта и сразу станет ужасно знаменитой!

Я соврал, сказав папе Карин, что у нас еще имеется некое дело.

Никакого дела у нас не было. Просто я хотел оттянуть время, чтобы проводить Будилова без спешки и суеты.

– Давай устроим отвальную, – предложил Будилов. – Деньги есть, купим вина и пригласим баб.

– Да, я могу позвать Бланку и попросить, чтобы она привела с собой кого-нибудь для тебя. У них в квартире полно девок. А еще я хотел познакомить тебя с Юрой. Он – бывший шахматист, переквалифицировавшийся в карточного шулера.

– Конечно, зови всех, кого хочешь! Гулять, так гулять! Главное, чтобы на дорогу хоть что-нибудь осталось…

Юра пришел раньше всех прочих гостей и вдруг неожиданно заинтересовался картинами, вывешенными нами для украшения вечеринки на безличные белые стены каринской квартиры, по дизайну сильно смахивающей на больничный бокс. Квартира неожиданно ожила и заиграла. Он расхаживал от картины к картине, пристально разглядывая каждую и что-то насвистывая себе под нос.

– Неплохие работы, – похвалил Юра.

– Покупай, – сказал Будилов.

– Сейчас нет денег…

Юра уселся в кресло и понуро уставился в стакан.

– Как дела с Клавкой?

– Мне кажется, она не поверила, что я психиатр.

– Проклятье! Только этого и не доставало! Ты в этом уверен?

– Мы пошли с ней в кафе на Ринге, но она вела себя осторожно, задала какие-то вопросы и, сославшись на дела, уебала. Но оставила свой домашний телефон.

– Вау! У меня ее домашнего нет! Ты ей уже позвонил?

– Да, хотел пригласить в кабак. Отказалась…

– Вероятно, заподозрила твои низменные цели! Нужно было назначать деловую встречу для уточнения темы лекции или пригласить ее на индивидуальную репетицию! Это твоя ошибка.