Шрифт:
– Пусть открывает все, – тоном, не терпящим возражений, приказал мой русский друг. – Переведи!
– Он хочет попробовать все, – сказал я.
– Ладно, – покладисто согласился папа. – Тогда, может быть, начнем аперитива?
– Несите все, что у вас есть, – предложил я.
Мама налила суп.
Папа налил кампари.
Будилов заметно оживился и вступил в беседу с родителями.
Переводила Карин. Я налег на еду. Съел несколько тарелок супа, салат, кнедлики и невыносимо захотел спать. После ебли мне надо было бы отоспаться, но я не успел это сделать. Внимание мое рассеялось, я украдкой зевнул. Они все о чем-то пиздели и были увлечены беседой. Я чувствовал себя, как не пришей к пизде рукав. Я пытался найти повод куда-нибудь тихо слинять. Не найдя повода, я почесал живот и вышел из-за стола, словно бы по нужде.
– Туалет на втором этаже, – вежливо бросил мне папа.
– Спасибо, – поблагодарил его я, быстро выскальзывая в коридор.
Глаза мои закрывались. На втором этаже я толкнул дверь первой же попавшейся мне на пути комнаты и прямо в одежде завалился на стоявшую там кровать. Свежий воздух и хороший обед сделали свою работу – я вырубился как труп.
Снились мне сначала какие-то сумбурные кошмары, затем довольно красивый содержательный сон о слове, которое было в начале. Я словно бы куда-то летел через тьму к свету, скользя вдоль блестящей поверхности вод, и вдруг я услышал слово. Слово было весьма странным. Это было всего два звука – "о", переходящий в звенящий
"м", резонирующий от водной поверхности эхом. Мне никто ничего не говорил, но я точно знал, что это именно то слово.
Меня разбудила Карин.
– Ах, вот ты где! Вставай скорей! Будилов уже выжрал весь алкоголь, который был в доме, и требует, чтобы папа сходил одолжиться к соседу.
– Так и пусть сходит!
– У нас это не принято!
– Тогда пусть поедет в винную лавку или в кабак! При чем тут я?
Дай мне поспать! Я смотрю такой интересный сон! Оставь меня в покое!
– Я не дам тебе спать на кровати моего умершего брата!
– Что?! – в ужасе завопил я, вскакивая с кровати.
– Это комната моего умершего брата! Зачем ты сюда зашел?
– Случайно, мне захотелось спать.
– Уходи отсюда! – глаза Карин налились нечеловеческой злостью.
Мне стало жутко.
– А от чего умер твой брат?
– Во-о-он! – по-волчьи завыла Карин, и я действительно бросился вон, боясь, что она вдруг превратится в оборотня или в ведьму.
Наверное, это была какая-то страшная семейная тайна. Я даже не знал, что у Карин был брат, и что он умер. Я только однажды встретил ее сестру. Сестра была совершенно нормальной на вид девушкой, работавшей на ОРФ – австрийском государственном телевидении.
Познакомиться с сестрой ближе у меня не получилось, поскольку она была при мужчине, который очень ревниво на меня посмотрел.
Спустившись в гостиную, я нашел там Будилова, довольно допивающего остатки кампари под неодобрительные взоры мамы и папы.
На столе стояли остатки обеда и выпитые бутылки вина. Будилов что-то рассказывал по-русски, поясняя сказанное жестами. Я прислушался. Он убеждал их в несомненной значимости скульптуры срущего Моцарта, которую непременно должна сделать Карин.
– У вас что, закончился весь алкоголь? – спросил я.
– Нет, – жестко сказал папа. – Алкоголь у нас еще есть. Полный подвал. Причем очень хороший алкоголь. Только я не хочу, чтобы его пил этот урод! Ему же все равно, что пить! Пожалуйста, уведите его из нашего дома! И пусть он завтра же уезжает из Австрии!
– Позвольте, но у него ведь виза до 20 ноября! Он вообще только приехал! Ему надо играть на улице, чтобы заработать денег! Зачем вы его пригласили?
– Мы не ожидали, что он такой подонок! Со слов Карин мы думали, что он известный художник. Мы против того, чтобы Карин вышла за него замуж!
– Ладно, Будилов, нас выгоняют, – перевел я. – Пойдем на станцию!
Да хватит пить! Я же тебя не довезу…
Я вытащил Будилова из-за стола, и мы вышли из дома на улицу. На веранде соседнего дома сидели люди. Будилов радостно помахал им рукой.
"Потому, потому что мы пилоты" – заорал он одну из песен своего уличного репертуара.
"Небо наш, небо наш любимый дом" – подхватили мы уже вместе.
Над Пердхольдсдорфом медленно сгущались сумерки, лучи садящегося солнца золотили покрашенный коричневой краской купол старой деревенской церкви.
"Первым делом, первым делом самолеты"…
Нам вдруг стало легко и весело.
"Ну а девушки?"
"А девушки потом!"
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Бланка – словацкая блядь. Школа Рудольфа Штайнера.
Самое блядское место в Вене – это, конечно же, Гюртель, на котором расположены главные городские бордели и секс-шопы. В этих местах приличным девушкам неприлично даже прогуливаться, потому что их запросто могут принять за неприличных и поинтересоваться, сколько они хотят за оральный, за анальный, за классический секс или же за простенький хэнд-рилив – ни к чему не обязывающее сдрачивание ручкой.