– Как подумаю, что тут будет – не по себе делается, – негромко сказала Зоя.

– Да уж…, – я поежился. – Хотя, с другой стороны, мы же сюда не чаи гонять приехали.

– Кстати, о чае, – раздался сверху голос Олейника. – Я там все уже приготовил, пойдемте завтракать.

– Спасибо, Пал Сергеич, – улыбнулась Зоя. – Сейчас будем… Только умоюсь сначала.

Олейник ушел сзывать других на завтрак, а я тем временем полил Зое из фляжки.

Потом промокнул ее влажное лицо носовым платком, чмокнул в губы и сказал:

– Ну что, партизанка, пошли завтракать?

– Пошли!

…Завтрак был нехитрый, но сытный – перловая каша, толстые ломти хлеба, проложенные не менее толстыми ломтями вареного мяса, и крепкий, почти черный, очень сладкий чай.

Ели молча – слышно было только, как ложки шкрябают по металлическим донцам мисок. Но когда взялись за чай, заговорил Вейхштейн:

– Все помнят диспозицию?

– Помним, – вразнобой подтвердили бойцы.

Сюда мы прибыли практически в полном составе. Это создало определенные трудности, но нам нужен был каждый ствол: было бы скверно, если бы операция сорвалась из-за нехватки бойцов. В лагере оставался только Илья Карлович, да и он отнюдь не прохлаждался: пока мы отсутствовали, ему было поручено еще раз проверить всю схему минирования. Итого нас здесь было шестнадцать человек, включая Зою, меня и Володьку. Впрочем, сейчас за импровизированным столом не было Матвея Грищенко – его Радченко послал в дозор, чтобы он заранее предупредил нас о появлении португальского конвоя.

– Хорошо, коли так, – продолжил Вейхштейн. – У кого-нибудь есть вопросы?

– У… у меня есть, – неуверенно сказал Попов. Он облизнул ложку, сунул ее в карман. – А где мой окоп?

– Савелий Осипович, у вас окопа не будет, – ответил я. – Вы расположитесь на другой стороне холма, рядом с машиной. У вас другая задача – если вдруг кого-то ранят, вы окажете помощь…

– Как же так? – всплеснул руками доктор. – Почему? Я тоже могу стрелять! Я и это… как его… ГТО сдавал! Требую выдать мне винтовку!

Голос доктора дрожал – и, наверное, каждый из нас понимал, что Попову меньше всего хочется брать оружие и лезть в окоп. Но держался доктор молодцом.

– Никто и не сомневается, – кивнул я. – Но подумайте – что будет, если вас ранят? Ведь вы наш единственный врач. Как вы будете помогать другим, если вдруг вам самому будет нужна помощь?

Попов нахмурился, пожевал губами.

– Но…

– К тому же, – продолжил я, – для вас есть и еще одно задание. Вы будете охранять Зою…

– Не надо меня охранять! – чуть не поперхнулась чаем Зоя. – Вот еще, выдумал!

– В окоп ты не пойдешь, – твердо сказал я. – Только через мой труп.

– Ну, про труп – это ты зря такое говоришь, Алэксандр, – прогудел Горадзе. – Но в самом дэле – что ж мы за мужчины такие будэм, если без женщины с врагом нэ справимся?

Несколько секунд мы с Зоей смотрели друг другу в глаза.

"Саша, ну как я могу отсиживаться за вашими спинами, когда вы будете драться?"

"Не ершись, ну… Если вдруг что случится, я же не переживу, понимаешь?"

– Ладно, – наконец кивнула она. – Но хоть оружие мне дайте…

– И мне! – подпрыгнул Попов. – А то мало ли что!

Мысленно сплюнув через левое плечо на это "мало ли что", я протянул Зое ТТ, а Попову – карабин. Тот довольно ловко передернул затвор – похоже, и в самом деле ГТО сдавал.

Послышался шум, словно сквозь подлесок ломился носорог, и к костру выбежал Грищенко:

– Едут! – выдохнул он, потрясая биноклем. – Я их… заприметил!

Все вскочили, подхватывая оружие.

Зоя на секунду прижалась ко мне, шепнула "Береги себя", а потом вслед за Поповым скрылась в зарослях.

– Во время взрыва не забудьте рот раскрыть! – напоследок посоветовал доктор.

На бегу я бросил взгляд на часы: было 9.37 утра.

Появления португальского каравана мы ждали в промежутке между 10 и 11 часами. Выходит, они выдвинулись раньше! Проклятье, надеюсь, это единственное отклонение от наших планов!

Три минуты спустя мы уже были на позиции. Моя ячейка располагалась почти на самом краю левого фланга: левее меня был только Данилов, чуть ниже по склону, в пулеметном гнезде – Быстров и Яровец. Тремя метрами правее – Валяшко, потом Вейхштейн, далее склонился над взрывмашинкой Радченко… Крайним на правом фланге был Горадзе. Именно Данилов и Горадзе, самые могучие из всех нас, должны были в нужный момент выдернуть колья, обрушивая на дорогу деревья. Данилов уже намотал на левую руку толстенный канат, на другом фланге наверняка сделал то же самое дядя Лаврик.

Минуты ползли за минутами, я уже четыре раза переложил автоматные диски на вырубленной в стенке ячейки "полочке", дважды вытер взмокшие руки о штаны – но по-прежнему было тихо. Казалось, даже птицы, и те не поют. Я переглянулся с Даниловым: мол, вдруг Матвей ошибся?

И в этот момент послышалось негромкое гудение автомобильного мотора. Интересно, сколько их – одна, две?

Звук приближался медленно, и вот на дороге показалась серый автомобильчик. Смешной и кургузый, он был похож на лодку, к которой приделали небольшие колеса – похоже, амфибия. В машине было четверо: водитель в большой панаме, толстый мужчина в офицерской фуражке и мундире, на заднем сиденье два солдата с винтовками. Вслед за ним на дороге показался тупоносый грузовик, через секунду – еще один. Машины, переваливаясь на ухабах, ползли неторопливо, делая от силы километров пятнадцать в час. Сверху было видно, что в кузове первого грузовика лежат несколько обтянутых парусиной ящиков, а на скамьях вдоль бортов разместились восемь человек. Еще один стоял, опираясь на крышу кабины, на которую был водружен пулемет. Во второй машине ни пулемета, ни ящиков не было, зато в кузове сидело почти два десятка солдат. Итого почти тридцать человек. Так себе расклад, но могло быть хуже… Да и с дисциплиной у них того, не слишком – солдаты перекидывались фразами, смеялись. Вот один передал другому бутылку темного стекла, тот присосался к горлышку…