Шрифт:
Марина.
Москва, 11-го июля 1912 г.
<В Коктебель>
Милая Вера,
Я должна просить у Вас прощения: по некоторым обстоятельствам, о к<отор>ых я сразу не подумала, трудно будет устроить, чтобы Вы с Лилей жили у нас. М<ожет> б<ыть> Вы даже и не согласились бы, прошу прощения на случай согласия.
Бедный Сережа уже четвертую ночь в вагоне между Москвой и Петербургом. Мы ведь оба несовершеннолетние, папы сейчас нет, и приходится обращаться к Сережиному попечителю Завадскому. Вчера мы целый день провели у нотариусов — главного и неглавного. Оказалось, что разрешение на купчую, выданное Сереже петербургским нотариусом и подписанное попечителем, написано не по форме, и Сереже пришлось вторично ехать в Петербург. Иначе всё дело с домом пропало бы. К счастью он хорошо спит в вагоне и вид у него ничего-себе. На днях всё это кончится и мы уедем куда-н<и>б<удь> на дачу, м<ожет> б<ыть> в Удельную. [229]
229
Удельная — дачное место под Москвой
Третьего дня вечером я встречала Н<ютю>. Поезд ее стоял всего 15 минут, и мы не успели рассказать друг другу всего. Она была очень оживлена, в восторге от путешествия, очень загорела и выглядит хорошо. A. B. [230] приезжает 16-го.
Прочла рецензию в Аполлоне о моем втором сборнике. [231] Интересно, что меня ругали пока только Городецкий и Гумилев, оба участники какого-то цеха. [232] Будь я в цехе, они бы не ругались, но в цехе я не буду.
230
Трупчинский
231
Рецензия Н. С. Гумилева.
232
Гумилев и Городецкий — основатели объединения «Цех поэтов»
Да, нечто приятное для Вас! Вчера мы в трамвае встретили одного Вашего знакомого. Он первый подошел к нам. — „Я узнал Вас по глазам“, сказал он Сереже, — „у Вас настоящие эфроновские глаза. Скажите, пожалуйста, где теперь В<ера> Я<ковлевна> и Е<лизавета> Я<ковлевна>?“ Сережа ответил. — „А где они будут зимой? Где будет В<ера> Я<ковлевна>? К<а>к мне ее разыскать? А к<а>к Ваше отчество?“
После этого он быстро повернулся и, не дождавшись ответа, [233] ушел на площадку.
233
Не дав даже С<ереже> времени раскрыть рот. (Примеч. Цветаевой).
Этот знакомый — Асмол… Честное слово, всё было, к<а>к я говорю!
Пока до свидания.
Надеюсь, Вы на меня не сердитесь.
МЭ
Иваньково, 29-го июля 1912 г.
<В Коктебель>
Милая Вера,
Вот уже 5-ый день, к<а>к Сережа заболел и в постели: t° три дня стояла на 38,5 — 39,5. Был доктор, но ничего определенного не сказал: думает, что идет какой-то острый воспалительный процесс в области толстой кишки. Бедный Сережа уже пять дней почти ничего не ест: полное отсутствие аппетита и кроме того воспаление десен и нарывы по всему рту. Д<окто>р прописал строгую диэту; из лекарств — пирамидон и салол.
Мы живем на даче у артистки Художеств<енного> театра Самаровой, [234] в отдельном домике. Есть чудесная комната для Вас, с отдельной маленькой террасой и входом. К<а>к только приедете в Москву, непременно приезжайте к нам и живите до начала занятий. Лиля умоляет Вас сделать это, несмотря на сравнительную дороговизну пансиона (50 р.)
Режим и воздух здесь очень хорошие. На соседней даче живут Крандиевские, к<отор>ые предлагают Вам свое гостеприимство в случае, если цена пансиона Вам не подойдет. Мы останемся здесь до 20-го августа.
234
Мария Александровна Самарова (1852–1919) — актриса Московского Художественного театра.
Дорога сюда следующая: на трамвае до Петровского парка, потом на извозчике до самой нашей дачи (75 коп.) Нанимайте в деревню Иваньково, извозчики уже знают.
Кроме всего остального, знакомство с Самаровой может оказать Вам пользу.
Она пожилая и очень трогательная, особенно своими заботами о Сереже.
Сейчас должен прийти доктор.
30-го июля 1912 г.
Вчера доктор выказал предположение, что это заболевание — инфекционное. Д<олжно> б<ыть> Сережа пил в Москве какую-н<и>б<удь> гадость. Сегодня t почти нормальная, но слабость очень велика. Крандиевские каждый день заходят справляться о Сережином здоровье и ведут себя очень трогательно.
Скоро напишу Вам еще.
Ответьте поскорей, хотите ли Вы поселиться у Самаровой.
До свидания.
МЭ
Адр<ес>: Покровское-Глебово-Стрешнего по Моск<овско> Виндавской ж. д. Деревня Иваньково, дача Самаровой.
Орел, 9 ч. утра 7-го сент<ября> 1913 г.
<В Москву>
Милая Вера,
Еду без паспорта — где ночевать в Севастополе? Послала телеграмму Петру Николаевичу [235] с тем же вопросом и просьбой ответить Севастополь вокзал телеграф до востребования. На вокзале, кажется, ночевать не позволяют, а в гостиницу не пустят. Вспомнила о паспорте в самый момент отхода поезда, но не успела сказать. Попросите Леню [236] сказать по телефону 198-06 в лечебницу, что паспорт дворника у него. Тогда Чичеровы [237] пришлют за ним.
235
П. Н. Лампси.
236
А. Г. Цирес.
237
По-видимому, съемщики дома Цветаевой в М. Екатерининском переулке.
Еду хорошо, „публики“ меньше.
Всего лучшего Вам… и мне!
МЭ
P. S. Узнайте, пож<алуйста>, 198-06, отнес ли Владимир Пете [238] книги и нашлась ли одна квитанция?
1913 г. <17 сентября>
Ялта, санатория Александра III
день Ваших именин
Милая Вера,
„Я не съела ни листа,
К<а>к могла я быть сыта?“
238
П. Я. Эфрон