Шрифт:
Всего лучшего.
МЭ
Феодосия, 14-го дек<абря> 1913 г., суббота
Милая Вера,
Спасибо за письмо. Третьего дня только я отправила Вам и Лиле открытку с новостями об Але. К ним могу прибавить пока только одну: она начала „читать“ все окружающие предметы: гребенку, стул и т. д. На карточках она гораздо хуже, чем в натуре: пропадает цвет глаз, нежность кожи. К тому <же> ее лицо очень подвижное, и многие выражения являются случайными.
Сереже много лучше. Ему дают кашу, и сегодня — котлеты. Он оброс и похож на оранга.
В письме к Пра Вы найдете описание моей текущей жизни. Стихов пишу мало, но написанными довольна. Есть длинные стихи Але, начинающиеся т<а>к:
„Аля! Маленькая теньНа огромном горизонте“…Если Вам интересно, — пришлю.
Последние дни вижусь с Максом. Он очарователен, к<а>к в лучшие дни и я вполне забыла летние недоразумения.
О книгах в магазинах ничего не знаю. Прошлой весной мы их давали на комиссию, — проданы, или нет — я не знаю. У Кожебаткина жульническим образ<ом> кроме 180–200 (м. б. больше) руб. за продажу наших книг осталось еще больше 50 (м. б. 100!) экз. „Волшебного фонаря“ без расписки. А м. б. и 200, сейчас не знаю.
У меня есть здесь около 10-ти — 15-ти экз. „В<олшебного> ф<онаря>“, но к<а>к их переслать? М. б. через Редлихов, если они поедут в Москву.
Стихи Мчеделову перепишу с удовольствием какие хочет, — его любимые. Передайте мой привет Асе Жуковской. [245] Видитесь ли с Майей и Адел<аидой> Казимировной? Напишите мне большое письмо о себе!
мэ
Крепко целую Вас и Лилю. Асин Андрюша прекрасно ходит, Аля еще неуверенно, — она гораздо крупнее. У нее 13 зубов.
Феодосия, 9-го марта 1914 г., воскресенье
Милая Вера,
245
Василиса Александровна Жуковская — племянница Д. Е. Жуковского.
Подлая Вы и подлая Лиля ничего не отвечают мне на мои письма. Пра недавно писала, что Вы на лето уезжаете играть — надолго ли? куда? какие роли? Неужели т<а>к и не попадете в Коктебель? Ни Вас, ни Лили и присутствие Толстого [246] — довольно неуютная перспектива! Уже 1/2 года, к<а>к мы не видались и еще 1/2 года, пока увидимся. Пра пишет, что Вы хороши, к<а>к юный тополь. Оставайтесь такой до нашего свидания!
Аля очень выросла, очень похорошела. Теперь бегает не только по комнатам, но и по улицам — Боже, что я пишу! — по саду. Длина ее 82 см., вес — около 30-ти ф<унтов>. Но с виду она худа. Лицо страшно изменчивое, страшно трудно снимать. Понимает она очень много, говорит больше 100 слов. Весела, ласкова, очень сосредоточенна, к игрушкам до странности равнодушна. Любит, когда ей поют в ухо, — подставляет то одно, то другое. Д<окто>р нашел ее малокровной, прописал железо. Легкие и сердце прекрасны. Сейчас ей непрерывно шьются новые вещи: сшиты осеннее плюшевое пальто, капор и муфта; летнее пальто, белое, скоро будут готовы летние платьица — все белые.
246
А. Н. Толстого
Андрюша хорошо бегает, лазит лучше Али, вообще физически проворней. Он ужасно похож на Асю.
Ася думает ехать в Коктебель в конце апреля, мы с С<ережей> — увы! — только в июне.
С<ережа> чувствует себя довольно скверно, — слишком устает. Директор, у к<оторо>го я была, принял меня необычайно радушно и некоторыми чертами напомнил мне папу. Всего лучшего, напишите хотя бы открытку!
мэ
Феодосия, 22-го мая 1914 г., четверг
Милая Вера,
Только что отправила Вам Сережину телеграмму. Он выдержал все письменные экз<амены> — 4 яз<ыка> и 3 матем<атики>. Очевидно, выдержал, т<а>к к<а>к директор на вопрос Лидии Антоновны, к<а>к он держит, сказал: „хорошо“.
Числа 20-го июня, или 25-го он будет в Москве. Очень хочет повидаться с Петей. [247] Где он сейчас, был ли у него Манухин, [248] возможно ли излечение рентгеновскими лучами? К<а>к его самочувствие — внутреннее? Безумно жаль его!
247
П. Я. Эфрон приехал в Москву в феврале 1914 г.
248
И. И. Манухин — доктор медицины, применял открытый им метод лечения туберкулеза облучением селезенки рентгеновскими лучами.
Если ему это может быть приятным, передайте, что Ахромович [249] в письме ко мне восклицает о нем: „Какой это очаровательный человек!“
Мы с Алей уезжаем 1-го в Коктебель и пробудем там всё лето. Д<окто>ра очень советуют для Али морской воздух и солнце.
Сережа по приезде в Москву пойдет к Титову. [250] У него плохо с сердцем, вообще он истощен, но не т<а>к плох, к<а>к мог бы быть из-за экзаменов. Обещал мне беспрекословно исполнить совет Титова, или др<угого> специалиста, — ехать именно туда, куда его пошлют, и на столько времени, сколько окажется нужным.
249
В. Ф. Ахромович — поэт, искусствовед, секретарь издательства «Мусагет».
250
Видимо, врач, лечивший Я. К. Эфрона.