Шрифт:
Очень болен Д<митрий> П<етрович>: грудная жаба. Скелет. Мы с ним давно разошлись, м. б. он — со мной, приезжает, уезжает, не вижу его никогда. Положение серьезное, но не безнадежное: при ряде лишений может прожить очень долго.
Это лето не едем никуда. Все деньги с вечера ушли на квартиру. Все эти годы кв<артиру> оплачивал Д<митрий> П<етрович>, сейчас из-за болезни не может. Как будем дальше жить — не знаю, п. ч. отпадает еще один доход — 300 фр<анков> в месяц, к<отор>ые одна моя приятельница [122] собирала в Лондоне. Пожимаю плечами и живу (пишу) дальше. (Р<аисе> Н<иколаевне> ничего не пиши, о тяжелой болезни сына ты знаешь.)
122
Речь идет о С. Н. Андрониковой-Гальперн.
М. б. С. на две недели съездит в деревню, к знакомым рабочим, обещают кормить, наша — только дорога. Сейчас он пытается устроиться в к<инематогра>фе (кинооператором). У него блестящие идеи, но его всё время обжуливают.
Так что мой адр<ес> на всё это время — прежний.
Да! ты пишешь о высланной II ч<асти> Охранной Грамоты, у меня и I нет. Посылал?
(NB! На год назад — сентябрь 1930 г. St. Laurent Haute Savoie)
ЧЕРНАЯ НЕБОЛЬШАЯ ХОЛЩЕВАЯ ТЕТРАДЬ
для франц<узского> М'oлодца (Le Gars) — конца его: «Adieu, mon petit Grillon» [123] — несколько выписок о Муре — и несколько моих записей:
Из стихов к М<аяков>скому (невошедшее)
… С Богом — по морозцу!
Жи — изнь? — Ваша!
Смерть — моя!
В красный рай самоубийц
Мур, упавший в колодец
123
«Прощай, мой маленький Сверчок» (фр.) — строка из последней главы «Le Gars».
— У меня живот подскользнулся, как нога на теннисе, и я свалился.
Ляжу. Бежу.
Так и не подал руку девочке — Димитриевой. Ненависть к ней, несмотря на ее смелость, мальчишество, мужское имя Кирченок и 10 лет. (Ему — 5 л.) И когда ставят всё это на вид:
— А она — все-таки девочка!
(Галилей)
Разговор с шоссейным рабочим (русским)
— Кто такое твой товарищ: монархист или охотник?
Мур: — Ни то, ни другое: рабочий. Сначала человек, потом рабочий. Человек, к<отор>ый работает. Рабочий человек.
И — медленно — крайне выразительно — со всей полнотой интонации:
— До чего мне иногда удивительно — что вы, взрослые, говорите!
(Всё это, о Муре — июль 1930 г., С<ен> Лоран.)
Болезнь, лежание в Арсине [124] (18-го — 19-го июля 1930 г.)
124
Замок Арсин (Ch^ateau d’Arcine) находился, по свидетельству Цветаевой, в трех километрах от того места, где жили они с сыном; в нем был русский пансион, в котором в это время отдыхал С. Эфрон.
(Из стихов к М<аяков>скому)
Слушай! Не ты ли — апостол Павел,
Отбивавший носы у ст'aтуй?
…Мимо склепов и гробниц —
В красный рай самоубийц…
(Июль 1930 г. С<ен> Лоран — черновик стихов к М<аяков>скому.)
…Авария в озере…
Авария в блюдце…
Мур: — Нессесэр (С.С.С.Р.)
— Мама! Для чего Вы стали писательницей, а не шофёром и не другим таким?
С<ен> Лоран, 21-го авг<уста> 1930 г., за едой.
— Время — когда едят и время — когда спят, время — когда гуляют — и время когда
(NB! не читав Экклезиаста)
NB! ВОЗОБНОВЛЯЮ ЧЕРНУЮ КВАДРАТНУЮ КОЖАНУЮ ЧЕРНОВУЮ
лета 1931 г., Мёдон
Как хорошие стихи пишутся — знаю, как плохие — не знаю (и не догадываюсь!).
…Братски — да, арапски —
Да, но рабски — нет
(NB! люблю Пушкина. Невошедшее. А жаль.)
…Собственного слуха
Эфиоп — арап.
…где хозяин — гений.
Тягости Двора —
Шутки — по сравненью
С каторгой пера…
Узы и обузы
Сердца и Двора —
Шутки — перед грузом
Птичьего пера
Мур
Кто-то о Пушкине: — обреченность.