Шрифт:
(Оба определения — 27-го марта 1933 г.)
Я.
Единственный памятник, к<отор>ый бы следовало сбить — это памятник Николая I, убийцы Пушкина. Или, щадя работу Фальконета, [141] надпись:
— Памятник, воздвигнутый самодержавием убийце Пушкина.
Начало августа 1931 г.:
Я, мимо кладбища: — Господи! Как хорошо лежать!
Мур: — Вот увидите как хорошо: в земле задохнуться, в грязи.
141
Автор памятника Николаю I на Исаакиевской площади в Санкт-Петербурге — П. К. Клодт; Э.-М. Фальконе — автор памятника Петру I («Медного всадника»).
— Поваром не особенно интересно быть: другим давать, а самому мало есть. Хорошо давать, но — в меру подчеркнуто дважды>.
(«Расточайте без счету — и смело
Все сокровища Вашей души!» — мой лейтмотив — и рок…) [142]
После проводов С., 23-го июля, на мосту:
— Пойдем воровать у людей деньги — будем богатые!
(он же)
— Будем богатые — купим все фонари!
142
Строки из ст-ния, которое Цветаева цитирует в своем эссе «Искусство при свете совести» как принадлежащее «монашке Ново-Девичьего монастыря».
В обратном поезде, тогда же:
— Хорошо умереть старым — ты уже жил — отдохнуть!
Еще-детское: мечетаю, мечет'a.
(Запись: — Не писала с 27-го июля по 20-ое августа — отъезд С., шитье Муру штанов, уборка дома, правка «Истории одного посвящения». Были какие-то строки (концы), но сейчас не помню.)
Жена раздаривала скарб…
(Гончарова — пушкинский)
«…Если Вы не забыли меня и по-прежнему питаете ко мне добрые чувства…» — не забыла — кого? питаю — к кому? — уж д. б. настоящие добрые чувства были, раз человек так уверенно на них ссылается — так до самой подписи и не догадалась, а прочтя — безумно обрадовалась — всеми своими старыми добрыми чувствами.
Дорогой друг! А ведь (1921 г. — 1931 г.) пожалуй — десятилетие дружбы!
(NB! Я уехала из Р<оссии> в 1922 г. и до 1931 г. его не видала. Начало письма к художнику Синезубову. [143] )
143
Синезубов Николай Владимирович (1891–1948) — художник, близкий друг А. А. Чаброва. В 1928 г. выехал из СССР по командировке Наркомпроса. До августа 1931 г. жил в Берлине; затем, по-видимому, приняв окончательное решение не возвращаться в СССР, переехал в Париж.
Мур — конец августа 1931 г.
— Мама! Почему Вы всегда надеетесь только на неприятные вещи??
(«Вот придем, а их не будет», «вот дождь пойдет — и ты простудишься» и т. д.)
— Папа! Как Вы могли дать Толстому [144] два яйца, а мне не оставить ни одного. Ведь я же Ваш сы-ын! Ведь это же важнее, чем друг! Ведь я же больше Ваш сын, чем Толстой Ваш друг!
144
Толстой Павел Николаевич (1909–1941) — приятель С. Я. Эфрона, дальний родственник А. Н. Толстого. В 1933 г. вернулся в СССР. В конце июля 1939 г. арестован; проходил по одному делу с С. Я. Эфроном; расстрелян в 1941 г.
— Не скрипи, Мур, как колесо!
— У автомобиля колеса не скрипят, они плотные. Только у грузовика.
Мечта: — Буду богатый, куплю себе виллу, а по воскресеньям буду катать в такси министров.
(NB! привилегированный шоффёр)
— д'oлеже —
(собственное, самому непонятное слово, постоянно вставляет)
мечетаю — мечета — нажмал —
(Конец черной кожаной квадратной тетради.
В ней стихи: Лучина — Стихи к Пушкину — Ода пешему ходу — Дом («Из-под нахмуренных бровей…»).
Конец июня — 5-ое сент<ября> 1931 г. Мёдон — лето поездок в Шавиль, дружба с ткачихой.)
ИЗ СЕРОЙ КРОХОТНОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ,
в к<отор>ой последняя запись: «Какой ффон!»
— Мама! Приятнее, когда шмель кусает, п. ч. осы и пчелы — такие маленькие круглые дамы.
(Женщин, дам, девочек; кукол — ненавидит.)
— Мама! Папа — меньше, чем слон?
— А можно спрятаться от войны за занавеску?
(Я объясняю ему: война — страна — и т. д.)
— Пускай страна сама о себе думает, я буду думать — о себе.
(июль 1931 г.)
Мур — 17-го авг<уста> 1931 г.
Я: — Знаешь, Аля, пословицу: когда два пана дерутся за панночку, то получает ее…