Почти все вечерние газеты были посвящены исходу процесса Рут Пинто. Я стал настоящим героем дня, и Генри по этому поводу устроил вечеринку в своей квартире на Итон-сквер.

– Ну ладно, ладно, давай без ложной скромности, – перебил он меня, когда я попытался объяснить, что это дело было фактически беспроигрышным с самого начала. – Подожди до утра, и ты не сможешь увидеть старину Рэддиша из-за горы писем, которые придут на твое имя.

Я рассмеялся и пообещал передавать ему дела, с которыми не смогу справиться. Затем меня поздравил Роберт Литтлтон. В последнее время мы довольно редко видели его – он очень много работал, стремясь скорее получить приличное место за границей. Когда же мы все-таки изредка встречались, то тщательно избегали разговоров, касавшихся его отношений с моей женой и моих – с его матерью. Я был рад, что все эти мерзкие события практически не отразились на нашей дружбе, хотя в то время еще понятия не имел, каким замечательным другом окажется для меня Роберт впоследствии.

Роберт слегка сжал мою руку и, кивнув в сторону Лиззи, проносившей мимо нас поднос с закусками, ухмыляясь, спросил:

– А ты знаешь, что она вообще не носит трусиков?

– Господи, а откуда ты-то это знаешь?

– Она мне сама показывала.

Признаться, это меня совершенно не удивило.

– Что, Генри не было нигде поблизости?

– А вот здесь, старик, ты ошибаешься. Генри в этот момент стоял рядом со мной. Если честно, то именно он и попросил ее задрать юбку. Честное слово! – Роберт решительно пресек всякие возражения с моей стороны и окликнул Генри: – Эй, старина, подойди сюда! – Он решительно завладел рукой Генри, оторвав его от Каролины. – Сообщи своему недоверчивому другу, просил ты или не просил свою жену показать мне наиболее интимные части тела?

– Виноват, – хмыкнул Генри и перевел взгляд на меня. – Только не говори, что ты тоже хочешь их увидеть! Уверен, если это так, Лиззи тебе ни в чем не откажет. Или ты хочешь, чтобы ее попросил я?

Немного позже мне все-таки удалось отвести Генри в сторонку и поинтересоваться, что же все-таки происходит между ним и Лиззи.

– Ничего особенного, – не задумываясь, ответил он. – Если не считать периодических оргий, конечно.

– Но мне казалось, что вы счастливы вместе.

– Я просто трахаю ее, но ведь ей большего и не требуется. Думаю, она уж точно вполне счастлива.

Говоря это, Генри улыбался, но я его слишком хорошо знал.

– Ты снова начал встречаться с Каролиной?

– Да, как только у меня появляется такая возможность. – Улыбка Генри увяла, – Что теперь вспоминать? Мне вообще не следовало бросать ее.

– В таком случае почему ты не разойдешься с Лиззи?

– А почему ты не расходишься с Джессикой?

Мы немного помолчали, прежде чем Генри снова заговорил:

– Давай посмотрим правде в глаза, Александр. Мы оба сделали колоссальную глупость, когда начали спать с этими двумя. Так что теперь вопрос заключается в том, кто из нас не выдержит первым.

На следующееутро, придя в адвокатуру, я обнаружил на своем столе огромную стопку газет. Кроме того, Генри оказался прав – писем оказалось гораздо больше, чем обычно, и я даже сам удивился, как это меня обрадовало. Мне было необходимо заняться чем-то, что могло отвлечь меня от семейных проблем.

Рассортировав почту, я решил сперва приняться за газеты. Меня не оставляло смутное беспокойство, связанное с делом Пинто, хотя, по правде говоря, я не ожидал найти в газетах ответы на свои вопросы.

– Вам телеграмма, сэр.

Подождав, пока младший клерк уйдет, я вскрыл конверт, испытывая неясный трепет.

Телеграмма состояла всего из двух слов, но их оказалось вполне достаточно, чтобы у меня подкосились ноги. Сказать, что я был ошарашен, – значит ничего не сказать. Я был просто потрясен. Прочитав телеграмму, я перевел взгляд на окно, как будто надеялся там найти ей объяснение. Уличные шумы отошли куда-то на задний план, и я слышал только незабываемый голос, произносящий эти два слова. Прошло столько лет, и вдруг сегодня, сейчас, так неожиданно… Я еще раз перечитал телеграмму, но не обнаружил ничего нового. В ней по-прежнему были два слова: «Поздравляю. Элизабет».

Почти час я сидел за столом, уставясь в одну точку. На меня нахлынули воспоминания. Я вдруг так четко увидел Фокстон, словно уехал оттуда только вчера. Я слышал топот шагов и еще неокрепшие голоса мальчишек, спускавшихся в свои комнаты; видел старое здание, окруженное пустошами и великолепно оборудованными спортплощадками, классные комнаты, столовую, кабинет директора. Коттедж, кабинет младшей кастелянши и заброшенную станцию. Меня переполняло ощущение, что сейчас, вот сейчас я увижу ее… Увижу смеющиеся глаза и улыбку. Но. подняв глаза, я обнаружил перед собой лишь голые, казенные стены офиса. Господи, как же много лет прошло с тех пор, и сколько всего произошло! А если еще вспомнить боль последних двух дней…

В этот вечер я встретился с Генри в «Эль Вино». К тому времени я был уже в полуневменяемом состоянии от отчаяния, разочарования и раскаяния.

– Два слова! Ты представляешь, всего два чертовых слова! Ради всего святого, объясни мне, почему она не сообщила хотя бы свой адрес?

Генри прочитал телеграмму и вернул ее мне.

– Насколько я понимаю, ты хочешь знать, где она находится?

– Господи, ты еще спрашиваешь! Конечно, хочу!

Генри довольно долго молчал, прежде чем заговорить снова.