– Получите в целости и сохранности.

Девочка задорно улыбнулась и позволила женщине'увести себя. Я же еще долго смотрел им вслед – веселой, резвой, тонконогой девочке и высокой, элегантной женщине в форме канареечно-желтого цвета.

Тот вечер был одним из немногих, когда мы с Джессикой ужинали вместе. Я с облегчением заметил, что она относительно трезвая и в несколько лучшем расположении духа, чем обычно. На следующей неделе открывалась ее персональная выставка в бейсуотерской галерее, и Джессика весело щебетала на эту тему, не слишком интересуясь, реагирую ли я на ее слова, – просто ей было нужно перед кем-то выговориться. Сам не знаю почему, но я ей вдруг рассказал о встрече в парке. К моему великому изумлению, она была искренне тронута. Несмотря на всю сложность отношений, у нас иногда все-таки случались моменты нежности. Вот и теперь, когда она подошла и села рядом, я легонько обнял ее за плечи и устало вздохнул.

– Что нам делать, Джесс? Ведь нельзя же так мучить друг друга.

Джессика посмотрела мне в глаза.

– Ты хочешь сказать, что нам нужно развестись?

Разве я говорил что-нибудь подобное? Если честно, сейчас я совсем не был уверен, хочу ли разводиться. Да, Джессика презирала меня за мое бесплодие, но ведь и с любой другой женщиной меня ждало то же самое. А Джессика, по крайней мере, несмотря ни на что соглашалась и дальше жить со мной.

– Не знаю, Джесс, – произнес наконец я. – Я не могу разобраться даже в самом себе. Но согласись, мы с тобой пробуждаем друг в друге не самые лучшие свойства натуры.

– Не все же время. Иногда нам хорошо вместе. И потом, я подумала…

– О чем? – спросил я, не дождавшись продолжения. – Ну же, Джесс, перестань говорить загадками.

– Скажем, о чем-то таком, что будет для тебя большой неожиданностью и наверняка обрадует.

– Что же это может быть?

– Не сейчас. Подожди немного. А пока ты должен знать: как бы плохо мы друг с другом ни поступали, что бы я тебе ни говорила, я все равно по-прежнему лю…

Мои пальцы легли ей на губы.

– Не нужно, не говори этого.

Глаза Джессики потухли, и я услышал, как она судорожно сглотнула.

– Но, если мне нельзя этого сказать, может быть, ты позволишь доказать тебе?

– Джесс, прошу тебя, это ничего не изменит. Ты же сама прекрасно знаешь!

Было четвертое мая – день рождения Джессики. К счастью, накануне ее мать позвонила и напомнила мне об этом событии, избавив таким образом от очередной ссоры, которая иначе могла стать неминуемой. Теща оказалась даже настолько любезной, что дала мне ценный совет и относительно подарка для ее дочери.

Целый день я провел в Олд-Бейли, обсуждая дело о мошенничестве. Я думал освободиться намного раньше, но из-за дотошности судьи спор затянулся, и была уже половина пятого, когда я наконец смог освободиться и отправиться на аукцион Кристи, чтобы купить подарок Джессике. Правда, аукцион начинался только в шесть, но по дороге мне еще пришлось заглянуть в адвокатуру, где оказались неотложные дела, задержавшие меня почти на целый час. Кроме того, как всегда во время дождя, транспорт двигался с черепашьей скоростью, и, сидя в такси, я судорожно думал, что же мне подарить жене, если я опоздаю на аукцион. Однако стараниями водителя мы все-таки успели вовремя.

Расплачиваясь с ним, я засунул руку в карман, и в это время мой взгляд приковала фигура женщины, идущей куда-то по противоположному тротуару.

– Эй, сэр, – словно издалека донеслись до меня слова шофера, – что случилось?

Я не ответил, и он, судя по всему, уехал, потому что спустя минуту я стоял один, не обращая внимания ни на проливной дождь, ни на снующих мимо людей.

А потом я побежал. Я ни о чем не думал. Я вообще не соображал, ни что делаю, ни зачем. Просто бежал. Кажется, я даже выкрикнул ее имя, но она не услышала, потому что не обернулась. Я бежал все быстрее и быстрее, пока расстояние между нами не сократилось до десяти метров. У входа в бар на Джермин-стрит она остановилась, закрыла зонтик и вошла внутрь.

Бар был переполнен, и я не сразу смог обнаружить ее. Сев на освободившийся стул, я заказал скотч и стал оглядываться по сторонам. Так прошло пять минут. Десять. Я мысленно проклинал собственную глупость. Ну хорошо, даже если это действительно была она, что из того? А если я обознался? Выходит, теперь я каждый раз буду гоняться по улицам за незнакомыми женщинами? Крепко сжимая бокал, я жадно впивался глазами в лица. Потом, опорожнив стакан, поднялся. Теперь из-за собственной глупости придется изобретать какое-то объяснение для Джессики, почему я пропустил аукцион. Посторонившись, я дал пройти какой-то оживленной группке людей. И тут увидел ее.

Мне показалось, что все звуки вокруг стихли. Весь мир для меня в тот момент перестал существовать. Я не видел ничего и никого, кроме Элизабет. Она была здесь, в этом баре, и весело смеялась, оживленно болтая с какой-то женщиной.

Я попытался сдвинуться с места и обнаружил, что мои ноги как будто налились свинцом. После получения той телеграммы я не раз представлял себе, что почувствую, если снова увижу ее. Но вот этот момент наступил, а я сижу здесь, дурак дураком, и пью второй скотч.