— Конечно, нет. Ее видели в Лондоне!

Денис хихикнул и добавил:

— Не хочу больше говорить об этом. Никогда. Поняла?

— Да. Если ты так хочешь.

— Встретимся вечером на поло. Придешь посмотреть?

— Конечно.

Флора бродила по дому своих хозяев, сверяясь со списком. Ей нравился этот дом, несколько лет она с удовольствием здесь работала. Она спрашивала себя, будет ли когда-то снова работать здесь. Лишенный своих картин, на месте которых на стенах остались светлые пятна, книг — полки стояли голые, серебра, дом казался испуганным, а комнаты — брошенными. Дом стоял без нутра — оно переехало в деревню, чтобы украсить другие комнаты и стены других пропорций. Флоре было жаль дом, как больного, затосковавшего по комфорту, нарушенному войной.

Но зато дом избежал бомбежки, окна целы, стены тоже. В нем чисто. А разве она не подметала его несколько дней подряд, не вытирала пыль, не полировала? Здесь хорошо пахнет, и, если будет возможность, дом снова оживет. Если хозяева захотят переехать в Лондон.

Стоя в гостиной, где сохранилась кое-какая мебель, наблюдая за аэростатом заграждения, повисшим в вечернем небе над Турлой-Сквэ, Флора размышляла, вернутся ли ее хозяева в Лондон, и если да, то сможет ли она вернуться к ним. Она думала, что, скорее всего, нет. Ее горизонт расширился, ей теперь мало этого вида из окна — кусочек улицы и садик.

Список. Ей надо сосредоточиться. Флора прочла: „Газетные вырезки в ящичке стола у дивана“. Мистер Феллоуз — один из тех немногих людей, которые собирали всяческие предупреждения о грядущей войне в последние годы. Она выдвинула ящичек. „Какой хороший стол, — подумала Флора, — его следовало бы вывезти отсюда“. Но миссис Феллоуз думала иначе, Флора прошлась тряпкой по столу, как бы успокаивая его. Ящик набит пакетами, перевязанными резинной, пачками газетных вырезок, напоминавших о пожаре в рейхстаге, о напыщенности Муссолини, о судьбе евреев, о Мюнхенском соглашении, о растущей нацистской угрозе. Некоторые статьи написал Хьюберт, фамилия Виндеатт-Уайт казалась странной и знакомой. Хьюберт предсказывал войну в своих репортажах из Берлина, Испании, а потом из Праги, войну, которую мистер и миссис Феллоуз никак не воспринимали и не считали себя частью происходящего: они были квакеры; но даже если бы относились к ней иначе, они были слишком стары, чтобы идти на фронт.

„Хьюберт писал ужасно рассудительные статьи“, — подумала Флора, вспомнив его, каким видела в последний раз, и хихикнула.

Мюнхенское соглашение заставило Феллоузов решиться переехать в деревню и купить там ферму.

— Война — это голод, — вздохнули они. — Нас будет кормить земля. — И Флора, имевшая врожденное отвращение к насилию, переехала с ними.

Упаковывая вырезки, она вспомнила свой ужас в день объявления войны, потрясенность агрессивностью людей, они просто горели желанием ввязаться в драку.

Флора ставила галочки в списке и читала дальше: „Ножницы для вышивания“. Возможно, это как раз те, что потерялись несколько лет назад, соскользнув за диван. Флора сняла запылившийся плед и вышла на балкон встряхнуть. Услышав хлопающий звук, мужчина, проходивший внизу, испуганно посмотрел вверх.

Флора, смеясь, крикнула:

— Извините. — И потом: — Феликс?

Феликс поднял голову и настороженно спросил:

— Кто это?.. Так это Флора! Как ты выросла.

— Да, — ответила Флора, складывая плед.

— Ты спустишься? — спросил Феликс.

— Подожди минутку, я сейчас.

Но она не спешила, она оттягивала момент — прошлась рукой по краю дивана, нащупала ножницы, укололась, и у нее выступила кровь. Положив на место плед, побежала вниз открывать дверь. Феликс быстро вошел.

— Ах, — вздохнул он, когда она закрыла дверь, и встал, прислонившись спиной к пятну на стене, где раньше висело зеркало.

Она удивилась, что сразу узнала его, и сказала:

— Я думала, ты в Голландии. Я представляла тебя там.

— В общем-то, да.

— Мне очень приятно видеть тебя. Как ты?

— Хорошо, — сказал Феликс, продолжая подпирать стену. Она заметила, что его лицо покрылось потом. И проговорила:

— А я тоже в общем-то не здесь. Я живу в деревне. Приезжаю в Лондон время от времени, присмотреть за домом. Этим я сейчас и занимаюсь. — В голову пришла дурацкая мысль: а он обратил внимание на запах, оставшийся после протирки мебели?

— У тебя из пальца течет кровь на юбку, — сказал Феликс.

— Неважно. — Она пососала палец. — Хочешь чаю или кофе? Не могу предложить выпить, мои хозяева трезвенники.

— Я бы хотел посидеть. — Он огляделся в пустом холле.

— Пошли наверх. Там есть диван. — И потом, оборачиваясь: — Так говоришь, что ты в Голландии? — Она повела его к лестнице.

— Ну да, так же как ты в деревне. — Он шел за ней по пятам, вошел в гостиную и сел на диван. — Официально меня здесь нет. Я залетная птица.

— Я заварю чай.

— Нет, дай я просто посижу, пока успокоится сердце.

— Сердце? Ты болен?

— Испуган. Хлопок ткани был похож на выстрел.

Флора засмеялась.