Шрифт:
— Она не поймет. И я не посмею ее тревожить. Но с тобой я могу поговорить.
„Ну да, как с незнакомым человеком“, — подумала Флора. Феликс снова заснул.
Флора уснула почти на рассвете. А проснувшись, высвободилась и пошла к себе. Умылась, почистила зубы, причесалась. Одевшись, тихо продолжала обход по дому, заканчивая дела и стараясь не потревожить Феликса. Когда он уйдет, она тоже примет ванну, проверит, все ли в доме в порядке, сядет на поезд и отправится в деревню.
Времени расспрашивать Феликса уже не было, слишком поздно. Он проснется, примет ванну, позавтракает и уйдет, оставив ее со знанием цены на капусту и брюкву в оккупированной Голландии. И знанием того, что он любит смелую, глупую жену, что он любил и любит Билла Виллоубай и что он напуган. В общем-то достаточно много.
И в то же время Флора чувствовала себя обиженной. Он совсем не интересовался ее жизнью, ни о чем не спросил, просто использовал ее.
— Удобный сосуд, куда можно спустить свой страх, — сказала она громко и отправилась на поиски свежего лезвия мистера Феллоуза. „Феликс расскажет, что он провел ночь с проституткой, — подумала она раздраженно. А потом велела себе: — Ну давай, смелее, будь честной, этот мужчина понятия не имеет, кем он был в твоей жизни“. Пытаясь вернуть себе своего знакомого Феликса, она громко рассмеялась и пошла стучаться в дверь спальни хозяев, будить его.
— Пора вставать. Я принесла тебе лезвие.
За завтраком Феликс развеселился. Он сказал, что ванна была замечательная, а завтрак вкусный, какое наслаждение выпить настоящего кофе. Она должна приехать к ним погостить после войны, она полюбит Джулию. На пороге Феликс поцеловал ее.
— Было так хорошо поговорить с тобой. Хотя ты, наверное, подумала, что я много наговорил чепухи.
— Береги себя, — сказала она.
— Не бойся. — И еще: — Лучше, если ты никому не расскажешь, что я был здесь.
— Не расскажу. Мои хозяева все равно ничего бы не поняли.
„Но он не интересовался моими хозяевами, — подумала она, когда он весело шел по улице. — Как и тем, что извел весь запас горячей воды для ванны. По крайней мере, я смогла обеспечить ему безопасную ванну“. — Флора наблюдала, как он дошел до почтового ящика на углу и исчез. Несмотря на онемелость и застылость, Флора ощутила печаль по Феликсу и по себе самой, по тому человеку, с которым разделила постель Феллоузов, — с тем человеком, которого она, как оказалось, даже не знала.
Когда она убирала постель, она подумала, что лучше бы никогда не видела Феликса, он ограбил ее, украл мечту.
ГЛАВА 47
— Мы не можем пробыть долго, — Мэбс стояла, а Ирена, ползая на коленях, подшивала подол юбки. — Мы сегодня встречаемся с Хьюбертом на ленче.
— А как он? — Рот Ирены был полон иголок.
— Хорошо, похоже, хорошо.
— Я не видела его с тех пор, как он был мальчиком.
— Вы не узнаете его, он пополнел и начал седеть. Но брови еще гуще, чем раньше.
— Он женат?
— Говорит, что женится после войны. Но тем не менее, девушек полно. Он кем-то в Военно-морском флоте, как Космо — в Военно-воздушных силах.
— Его мать умерла, — добавила Таши из шезлонга. — Так что он теперь при деньгах.
— И при репутации, — сказала Ирена, пришпиливая подол юбки, — левого журналиста. — Ну вот, так. — Она отклонилась назад, а Мэбс поворачивалась.
— Можно обойтись без репутации Хьюберта, — сказала Мэбс, вылезая из платья. — Вам еще понадобится примерка?
— Да, — сказала Ирена. — Теперь твое платье, Таши.
Она шила им вечерние теплые платья, которые можно носить холодной зимой.
— Расскажи Ирене о люстре, — попросила Таши, когда Ирена надевала ей недошитое платье через голову.
— Про люстру? — проговорила Ирена переводя взгляд с Таши на Мэбс.
— Да, про люстру, которая заставила отца поменять свое мнение о Гитлере, — засмеялась Мэбс.
— Стой спокойно, — велела Ирена Таши.
— Ну расскажи ей, теперь она англичанка и поймет, в чем дело.
— Отец обедал в своем клубе во время налета вместе с Фредди Вардом и Яном Макнисом. Они, конечно, очень смелые и не стали спускаться в убежище. Это было в самом начале бомбежек. Никто в клубе и не подумал убрать люстры, и, когда бомбы полетели на Пэлл-Мэлл, люстры свалились. Отец порезался, а Фредди Варду понадобилось пять стежков хирурга. Отец был в бешенстве. А до того момента он все твердил, что у Гитлера есть свои достоинства.
Ирена неодобрительно фыркнула.