«А этому камню нужна ваша смерть?»

Сова прокричала в третий раз. Оуэн поднял голубой камень так, чтобы он отражал лунный свет и освещал ему дорогу.

Впервые он излучал цвета всех девяти человеческих рас, сплетенные так, чтобы они мерцали на поверхности воды или на льду высоко в горах, разделяясь и изменяясь, превращаясь в цвет, не имевший имени, но непостижимо бесценный.

Он перемещался вперед по дуге, словно перевернутая радуга, красный вдоль внутренней кромки и бриллиантово-белый снаружи. И вместе с этим прозрачным светом Седрик Оуэн вошел в склеп, открывшийся, чтобы его принять, и зашагал по туннелю вперед.

Мрак поглотил свет. Оуэн стоял у дальней стены склепа. Внутреннее помещение выглядело обширнее, чем ему показалось снаружи. Он ощущал, что его окружает камень. Макушкой и плечами он задевал стены и потолок туннеля. Если он вытягивал обе руки, то мог коснуться обеих стен. Вскоре его пальцы нащупали что-то металлическое — брошь или монету. Он потер предмет большим пальцем, чтобы очистить его от пыли и грязи, но не сумел разглядеть, что на нем написано. Оуэн бросил предмет в свою сумку и принялся искать углубление, в которое следовало поместить живой камень. Несмотря на то что его окружала смерть, он не чувствовал опасности.

Шум заставил Оуэна оглянуться; гул голосов, споры. Прижавшись спиной к стене склепа, он обнаружил там нишу и втиснулся в нее. Затем двумя руками прикрыл глазницы своего живого камня, чтобы испускаемый ими свет его не выдал.

В полнейшей темноте его глазам предстало диковинное зрелище. Мимо прошла причудливо одетая молодая женщина, говорившая на незнакомом Оуэну языке. Она приблизилась к дальнему концу склепа, огляделась по сторонам и, в свете своего фонаря, увидела углубление, в которое следовало уложить голубой череп.

Оуэн невольно ахнул.

Она повернулась, и он во второй раз не сумел сдержать крик — женщина, как младенца, прижимала к груди голубой камень, точную копию его собственного. В изогнутом зеркале черепа он увидел собственное отражение, только волосы у него были седыми. Он был так поражен — появлением камня и цветом своих волос, — что потерял дар речи.

Женщина посмотрела на него и нахмурилась. Он узнал в ней свою бабушку и понял, что также узнан. Теперь он уже был готов заговорить, но тут она обернулась и с тревогой посмотрела назад, а потом бегом устремилась к концу туннеля и опустилась на колени, чтобы уложить камень в углубление.

Оуэна охватила тревога, и он довольно громко сказал:

— Поторопись.

Пораженная женщина обернулась. Он потянулся вперед, чтобы помочь ей, как помогал другим. Но прежде чем его руки коснулись ее плоти, Оуэна окружил такой плотный туман, что он разом скрыл и женщину, и камень. Со стороны входа, откуда появился туман, послышался крик, за ним последовал оглушительный треск, подобный грому. Оуэн услышал сдавленный вопль, а потом стук падающего тела.

Оуэн не был уверен, что женщина сумела положить камень так, как требовалось. Ослепленный туманом, он ощупью двинулся к тому месту, где она только что находилась. Вскоре его пальцы отыскали углубление, и он уже собрался положить туда свой собственный камень, как у него на глазах происходило восемь раз, но тут ощутил предупреждающие покалывания на коже.

Оуэн обернулся. И уловил легкий сквозняк с левой стороны. Там, в темноте, где прежде находилась сплошная стена, теперь появилось открытое пространство. В его центре лежал на мозаике Фернандес де Агилар, озаренный пламенем гаснущего костра. От него исходил так хорошо знакомый запах гниющих легких. Дыхание с хрипом вырывалось из его груди. В носу пузырилась кровавая пена.

— Фернандес?

Оуэн опустился на колени, чтобы пощупать трепещущий пульс. За последнее время он успел возненавидеть это движение.

— Фернандес, нет! — Он наклонился к нему, готовый прийти на помощь, но было слишком поздно.

Находясь совсем близко к другу, он увидел момент, когда душа отделилась от тела де Агилара. Оуэн поднял голову. Тень де Агилара поклонилась ему.

— Не скорби обо мне, мой друг. Смерть не такая уж плохая вещь, если ей предшествовала радость, а я не раз познал ее в твоем обществе.

— Нет! Ты не можешь умереть! — Оуэн чувствовал себя ужасно, он не раз видел, как мучаются другие люди, когда умирают их близкие, но сам никогда не испытывал ничего подобного, даже когда умерла его бабушка.

Он все еще держал в руках голубой камень, и тот пел для него. Полный решимости, Оуэн поставил его на землю у своих колен. Его пальцы наткнулись на разбросанные кости. Он откинул их в сторону и повернулся так, чтобы его спина уперлась в стену, а острые камушки впивались в тело, давая дополнительную фиксацию.

Граница между жизнью и смертью стала осязаемой, тонкой мембраной мерцающего мрака, формирующего воздух перед ним. Держа голубой камень и ощущая острые неровности стены спиной, Оуэн просунул свободную руку сквозь барьер в то место, где тело де Агилара лежало в мирах смерти.