Ришелье услышав такой расклад, где долг и премьер-министр занимали последние места, снова нахмурил брови.

–  Вы много себе позволяете, герцогиня, - он картинно оставил ногу так, как будто хотел сделать поклон, - и более высокорожденные дворяне расстаются с головами, если не хранят верность королю и государству.

–  Королю и государству я верна, - герцогиня горько усмехнулась, - но вот вы, монсеньор, очевидно, сомневаетесь в моей личной верности и верности несколько другого рода!

Антуан выронил из рук плащ полячки, которому так еще и не нашел места. Ришелье быстро, в два больших шага приблизился к Ядвиге и залепил женщине пощечину с такой силой, что та буквально отлетела к двери. Антуан же поспешил ретироваться за дверь.

Герцогиня Лианкур первая пришла в себя. Она, потирая свою щеку одной рукой, другой подняла брошенный плащ.

–  Я несколько вызывающе себя вела, Ваше Высокопреосвященство, - почти смиренно начала она, - но я не ваша, монсеньор, собственность! И вы не имеете права поднимать на меня руку!
– уже громко и решительно закончила Ядвига, собираясь открыть дверь.

–  Постой… те, герцогиня!
– голос Ришелье был глух, лицо бледным, а с уголка левого глаза стекала слеза, - Слишком много печальных событий. Вы в курсе, что отец Жозеф покинул нас? Оттого мои нервы напряжены до предела. Наверное не следовала настаивать на встрече с вами, но позже я должен буду предпринять путешествие, да и вам врядли придется задержаться в Париже.

Ядвига приблизилась к премьер-министру и протянула ему батистовый платок.

–  Могу ли я осуждать вас!
– вздохнула она, - Антуан рассказал мне какими напряженными были осень и начало зимы. Просто я сама замкнулась в собственном себялюбие и перестала мыслить разумно.

Кардинал смахнул слезу предложенным платком и опустился в кресло, которое Антуаном было заботливо придвинуто к камину.

Напротив кресла стояла небольшая скамейка на которую обычно ставят ноги, чтобы погреть их перед камином. Полячка придвинула эту скамейку поближе к креслу и спокойно присела на нее, не смотря на удивленный взгляд Ришелье.

–  Считаете меня, монсеньор, неотесанной?
– с улыбкой спросила герцогиня.

–  О, нет, - кардинал тоже улыбнулся, - скорей считаю тебя, Изабель, попирающей многие условности. Но в данной ситуации наша беседа приватна и подобное поведение вполне допустимо.

Он коснулся пальцами полуобнаженного, согласно испанской моде, плеча Ядвиги.

–  Я вижу новый шрам!

–  А у вас замечательная память, Ваша Светлость! Шрамов действительно стало больше. Значительно больше.

Женщина вздрогнула, потому что кардинал смахнув локон с ее шее довольно ощутимо надавил на шрам извилистой змеей спускающийся от затылка и далее вниз, скрывающийся одеждой.

–  Это чем же его сделали, что до сих пор причиняет боль?
– спросил Ришелье.

–  Это всего-навсего плеть!
– ответила герцогиня.
– Плеть в умелых руках. Подарки от палача Орту. Хотя я им очень благодарна! Арабам. Не убили, даже не изнасиловали! Всего лишь наказали кнутом и отпустили!

–  Про наказание кнутом ты не писала!
– тихо сказал премьер-министр, нежно гладя шрам.

–  Это не стоило порчи бумаги. К тому же у португальских иезуитов, где я скрывалась до прибытие корабля, бумаги было очень мало. Я очень благодарна Педру Паише, который принял меня в своей миссии, помог всем, чем мог, даже подарил испанское женское платье и нашел провожатого до Гранады.

Кардинал хмыкнул.

–  Я наслышан об этом добром миссионере, который хочет потихоньку прибрать всю Африку к рукам португальцев. Вижу, что ты умеешь очаровывать врагов. А кто же тебе помогал в Гранаде.

Ядвига чувствовала себя кошкой, которой забавлялся Ришелье. "Еще немного и я замурлыкаю", - подумала она нежась под рукой кардинала.

–  В Гранаде мне помог милорд Сомерсетский. Он там проводил инспекцию своего поместья. И пока я болела, его слуги ухаживали за мной. Жила я в Башне Инфант в Гранаде, так что внешнее приличия были соблюдены.

Кардинал убрал руку с шеи женщины.

–  Английский пэр в Испании. И еще в компании французской шпионки. Неправдоподобная версия, - жестко сказал Ришелье.

–  Испанские владения получил еще его дед, - спокойно продолжала рассказывать Ядвига, - К тому же мать Сомерсета испанка. Да еще и с мавританской кровью. Он сам себя считает потомком мавританской принцессы Саиды. Я как-нибудь расскажу красивую легенду об этом… Так получилось, что герцог был первым европейцем. Кто встретил меня в Гранаде. Он, как галантный кабальеро, и оказал мне вежливый прием, тем более, что я нравлюсь ему.

Кардинал поднялся с кресла скрипнув суставами. Подошел к окну и глянул на зимний сад. Затем вернулся к камину и сел.

–  Почему вы, герцогиня, молчите?
– холодно начал он, - драгоценное время уходит. А я еще не посвящен в ваши гранадские похождения.

–  Да. Простите, Ваша Светлость. Так вот герцог увидев, что я больна и в таком состояние не могу выехать из Гранады, предложил мне обосноваться в Альгамбре. Это такой прекрасный мавританский замок. Некоторое время назад, он был резиденцией и испанских владык, но после землетрясения 1613 года во дворце идет ремонт и в Альгамбру никто из знати не приезжает. Я поселилась в Башне Инфант, где и находилась до того времени, как… выздоровела. Тогда я подговорила испанскую служанку, которую дал мне герцог для… ухода за мной. С ней мы потихоньку собрали вещи. Продали драгоценности, которые дал мне Орту за то, что я вылечила его сына. Купили хорошей дорожной одежды и оружие и исчезли, когда милорд Сомерсет был в отлучке.