– Чистяк. На этот раз нашли гильзы, но он был…

– В перчатках, – вздохнул Паркер.

– Никаких следов.

Паркер кончил протирать стекла и занялся документами. Он изучил то, что осталось от обеих страниц. К его глубокому огорчению, превратившиеся в пепел страницы сильно осыпались. Однако на более крупных фрагментах пепла еще можно было кое-что прочитать. Для этого их следовало поместить под инфракрасное освещение.

Паркер осторожно положил листки под инфракрасный излучатель. Взяв лупу, которую нашел на столе, он подумал со злостью: «Копатель только что уничтожил мою антикварную лейтцевскую за пятьсот долларов».

Харди взглянул на листки:

– Он рисовал лабиринты.

Паркер изучил каждый кусочек по отдельности, особое внимание уделив тому, на котором упоминался Театр Мейсона.

– Название объектов, где Копатель уже побывал, читаются четко. Но два следующих… Не могу разобрать. Последний… Записывайте, – попросил он Харди.

Молодой детектив схватил ручку и бумагу:

– Диктуйте.

– Вроде бы «водил тебя…». Минутку, «…водил тебя туда». Затем тире. Дальше «черный». Нет, «к черной». Далее дырка – бумага выгорела.

Харди прочитал:

– «…водил тебя туда – к черной…»

Паркер поднял глаза:

– Черт, что за место он имеет в виду?

Догадок ни у кого не возникло.

– Что о восьмичасовом ударе? – спросил Кейдж. – Нам об этом подумать бы в первую очередь. Осталось меньше часа.

Паркер всмотрелся в третью строчку – прямо под упоминанием о Театре Мейсона. Низко склонившись, он изучал ее целую минуту, а потом продиктовал:

– «…двух милях к югу. Р…» «Р» прописная. После нее пепел раскрошен.

Взяв запись, Паркер подошел к доске на стене лаборатории и написал, чтобы все могли прочитать:

– Что это может означать? – спросил Кейдж, но Паркеру ничего не приходило в голову.

Дверь отворилась, и Паркер глазам своим не поверил: в лабораторию нетвердой походкой вошел Тоуб Геллер. Молодой человек переоделся и вроде бы принял душ, но от него пахло дымом, и он время от времени кашлял.

– Эй, парень, тебе здесь делать нечего, – заметил Кейдж.

– Ты с ума сошел? Живо домой, – приказала Лукас.

– В жалкую холостяцкую квартирку? Отменив последнее свидание с той, которую можно теперь твердо считать моей бывшей девушкой?

Он рассмеялся, но смех перешел в кашель. Тоуб сдержал его и сделал глубокий вздох.

– Моим ожогам даже не присвоили степени, – пояснил он. – Словно я позагорал в Южной Каролине. Я в порядке. – Он снова закашлялся. – Ну, если не брать в расчет легкие. На каком же мы свете?

– Вы о блокноте? – посетовал Паркер. – Как ни грустно, но нам удалось разобрать совсем мало.

– Жаль.

Лукас подошла к столу и встала рядом с Паркером.

– Хм-м. Какие-то из этих фрагментов могут сложиться в букву, идущую за «Р», верно? – спросила она, показывая на сотни крошечных кусочков пепла.

– Могут.

– И что вам это напоминает?

– Головоломку-мозаику, – прошептал Паркер. – Тоуб, существуют компьютерные программы, выстраивающие анаграммы?

– Анаграммы? Что это такое?

Ответил Арделл:

– Составление разных слов из набора букв. Например: «бар», «раб», «бра».

– Конечно же, – рассмеялся Геллер. – Гениально. Сосканируем образец почерка из письма и получим стандартные начертания букв. Затем я сфотографирую кусочки пепла цифровой камерой с инфракрасным светофильтром, нивелирую тональность сгоревшей бумаги. Останутся фрагменты букв, компьютер способен их составить.

– Получится? – спросил Харди.

– Конечно. Только не знаю, сколько понадобится времени.

Геллер сделал цифровой камерой несколько снимков пепла и один – письма шантажиста. Подключил камеру к компьютеру и начал загружать изображение.

Все молчали. Поэтому звонок сотового Паркера прозвучал особенно резко. Открыв телефон, он увидел на определителе свой домашний номер.

– Слушаю!

При звуке напряженного голоса миссис Кавано у него замерло сердце.

– Паркер…

Он услышал, как всхлипывает Робби.

– Что случилось? – спросил он, стараясь не паниковать.

– Все в порядке. Робби просто испугался. Ему показалось, что на заднем дворе он увидел того мужчину. Лодочника.

Только не это…

– Там никого не было. Я включила во дворе свет. Собака мистера Джонсона снова сорвалась с цепи – только и всего. Но он испугался.