–  Бадди, у меня от этого мальчишки мурашки по коже.

–  И у меня тоже, - буркнул Бадди.
– Что ты на меня так смотришь?

–  Он же просто мальчишка. Тебе все равно, что с ним случится?

–  Он уже не мальчишка, Кендрик. Жизнь в этих краях сурова, я тебе говорил. Иди давай.

Бадди окликнул Жоао и Луи, которые ждали, пока два их спутника подтянутся. Тропа спускалась по склону, черная полоса дороги была всего в нескольких метрах впереди.

Жоао улыбнулся Кендрику, сверкнув зубами в темноте ночи.

–  Жоао!
– обратился к нему Бадди.
– Ты расскажи Кендрику, что знаешь. Про тех солдат.

Жоао пожал плечами:

–  Светятся они в темноте.

–  Как светятся?
– нахмурился Кендрик.

–  Некоторые. Едят старых Богов в джунглях, аза это Боги их наполняют светом.

–  Но ведь не в буквальном смысле светятся, нет? Жоао энергично закивал:

–  Я слыхал, светятся. Танцуют и вопят, что съели Бога, психи. Вправду.
– Он теперь уже качал головой.
– Никто мне не врет. Взял эту работу - хотел сам видеть. Наверное.

–  Ты мне лапшу на уши вешаешь, - сказал Кендрик Бадди.

–  Эту историю я слишком много раз слышал, - ответил Бадди.
– Что-то в ней должно быть.

Кендрик пристально посмотрел на него:

–  Тогда где точно это место, куда этот мальчик нас ведет?

–  Два километра, - ответил ему Луи. Глаза его сверкали колючими искрами, он показал вдоль дороги* на которую они только что вышли.
– Еще два километра, и я покажу вам.

–  Два километра? И что он покажет?

–  Терпение, Кендрик, - успокоил его Бадди.
– Пойдем и посмотрим.

По дороге они пошли куда быстрее. Кендрик думал, что придется прыгать в джунгли каждый раз; когда будет проезжать машина, но недооценил пустынности ландшафта, по которому сейчас странствовал. Они были здесь одни, совсем одни. И легко было себе представить, что дорога тянется так без конца, не меняясь, все время абсолютно прямо.

Примерна через чес они подошли к периметру очередной выжженной поляны. Предмет неправильной формы в центре оказался танком, перевернутым набок. Сперва Кендрик подумал, что его подбили в боях последних месяцев, но, подойдя ближе, он усиленным зрением рассмотрел разбитый панцирь подробнее. Он достаточно рассыпался и проржавел, и явно уже находился здесь давно.

Кендрик заметил слабое мерцание на одной стороне танка - может быть, отсвет костра. Он остановился, охваченный внезапным испугом, что они набрели на лагерь «Лос Муэртос», но Луи небрежно махнул рукой, приглашая вперед. Бадди шагнул, но, судя по суровой гримасе у него на лице, Кендрик решил, что у него тоже появились сомнения насчет того, доверять ли мальчику.

Он увидел, как Бадди якобы невзначай извлек пистолет, прижимая его к бедру, когда подошел к горелому танку. Закрыл ладонью, чтобы Луи не видел. Когда Кендрик шагнул вперед, слабый свет оказался человеком.

Он был одет в потрепанную форму «Лос Муэртос», и какой-то инстинкт подсказал Кендрику, что солдат умирает. Тонкие нити перекрещивали его подбородок, кожа свободно висела на почти высохшем скелете. Эти нити и испускали зловещее свечение, и от этого свечения у Кендрика по спине пробежал холодок.

Определить возраст солдата было невозможно: могло быть и тридцать лет, могло быть и шестьдесят. Губы его шевелились в непрестанной беззвучной молитве, и он никак не показывал, что знает об их присутствии.

–  Что с ним случилось?
– шепотом спросил Кендрик.
– Бога ел, теперь у него Бог внутри, пробормотал Луи

в качестве объяснения.
– В этих штуках, что у него на коже.

Кендрик перехватил взгляд Бадди, но Бадди только улыбнулся в ответ. Тогда Кендрик поглядел на Жоао, у которого просто отвисла челюсть в гримасе отвращения при виде изможденной фигуры. Жоао бессознательно теребил крестик, висящий у него на шее, и видно было, как беззвучно шевелятся губы, выговаривая «Маdrе de Dios».

Кендрик снова посмотрел на солдата «Лос Муэртос».

–  Бадди, что за чертовщина с ним?

–  Он - ходячая фабрика нанита, вот что с ним такое. Не подходи близко.

«Лабиринт?»

–  Значит, он спускался в Лабиринт, - сказал Кендрик.

–  Я тоже так думаю. Эти психи вправду думали, что Уилбер владеет средством говорить с Богом, и они спускаются туда, заражаются этой штукой, говорят на странных языках или еще чего-то в этом роде, потом умирают. Но пока они живы, для остальных из своей братии они святые.