Голод поразил не только сельские районы. Коллективизация в 1930–1933 году не избавила от проблем с поставками продовольствия. Напротив, на протяжении этих лет объемы поставок продовольствия в города снижались, а критический момент наступил в 1932–1933 годах. [95] Стремительный рост городского населения в годы первой пятилетки привел на промышленные стройки и в города более 10 миллионов жителей села, и количество граждан, получавших продукты по карточкам, выросло с 26 миллионов в 1930 году до 40 миллионов в 1932 году. [96] Объемы производства продовольственной продукции сократились, и, несмотря на увеличение планов по хлебозаготовкам, количество продуктов для города катастрофически уменьшалось, а запасов было значительно меньше, чем требовалось по карточкам. В 1931 году правительство уменьшило нормы пайков для многих категорий граждан, исключив из карточной системы снабжения целые группы рабочих и даже города. Еще более жесткие ограничения были введены в 1932 году. В сообщении британского посольства от 4 мая 1932 года отмечается, что несмотря на определенное снижение поставок продуктов в Москву, в провинции ситуация была гораздо хуже. Были сокращены нормы для рабочих, а их семьи вообще не получали пайков, и им приходилось тратить все деньги на покупку еды на продуктовом рынке. В сообщении, датированном серединой июля, говорится, что «дефицит продовольствия — вот основная трудность, стоящая сейчас перед страной». Отчеты Кэрнса содержат сведения об уменьшенных пайках (но даже и таких пайков часто не хватало), о «фантастически» высоких ценах, и об ограниченном количестве продуктов на рынках больших и малых городов. Украинские иммигрантские источники также сообщают о «отчаянной нехватке продуктов» в украинских городах. [97]

В 1932 году усиливающийся дефицит продовольствия физически ослабил рабочих, вынудив многих из них бросить работу и отправиться на поиски пищи. Во многих отраслях промышленности текучесть кадров превышала 100 % каждые несколько месяцев, а уровень промышленного производства упал до показателей 1928 года. Недавние исследования по Днепрострою показывают, что, хотя голод 1932–1933 гг. нанес сельской местности больше ущерба, чем городам, тем не менее, «даже в городах он пагубно сказывался на здоровье населения». Хлебные нормы неуклонно снижались, при этом часто хлеб по ним не выдавали полностью. Рабочим приходилось уходить с работы, чтобы выстоять в длинных очередях за хлебом, а тиф, туберкулез и оспа получили широкое распространение. Судя по отчетам из нескольких советских городов, опубликованным в эмигрантской прессе, в течение 1932 года цены на продукты намного превысили заработную плату рабочих. Рабочие и служащие распродавали все свое имущество, чтобы купить хлеб. Процветало воровство, а перспектив улучшения ситуации не наблюдалось. Рабочие оставляли фабрики, крестьяне бросали колхозы, и в итоге миллионы людей мыкались по стране в поисках лучшей жизни. В качестве ответной меры правительство в конце 1932 году возродило царский институт внутренних паспортов.

Положение ухудшилось в первой половине 1933 года. В исследованиях, опубликованных в меньшевистской прессе, речь идет о том, что в тот период «внимание населения (Москвы) было полностью приковано к голоду», и потому этот вопрос должен был быть «всепоглощающим и в остальных регионах, где проблема голода стояла намного острее». К маю горожане не видели «съедобного хлеба» уже полгода, а города были переполнены голодающими детьми. По данным Морис Хиндус, вторая пятилетка началась (в 1933 году) с продовольственного кризиса, более страшного, чем голод 1921 года, и с самыми низкими продовольственными нормами за десятилетие (причем они продолжали уменьшаться). Осенью 1932 года хлебные нормы для киевских рабочих были урезаны с 2 до 1,5 фунта, а хлебные пайки служащих — с 1 до 0,5 фунта. В середине июля 1933 года посольство Великобритании сообщает о жутком дефиците продовольствия, случаях гибели людей от голода и распространению связанных с этим явлением заболеваний в провинциальных городах и даже в Москве. Подобные сведения о масштабном недовольстве рабочих по поводу уменьшения продуктовых пайков, забастовках, и покидании фабрик, появляются в нескольких зарубежных изданиях. [98]

Рыночные цены на зерно и прочие продукты говорят о суровости и длительности дефицита продовольствия в 1932–1933 гг. Цены, особенно на хлебную продукцию, только за первые месяцы 1932 года выросли более чем в 2 раза, продолжая стремительно расти в 1933 году. Цены на зерно и муку достигли апогея в июне 1933 года. Тем не менее, сразу после сбора урожая 1933 года цены резко упали — стоимость зерна к декабрю снизилась на 60 %. Падение цен по большей части стало результатом политики правительства, вынуждавшего кооперативы реализовывать часть заготовленного зерна по ценам, которые были несколько ниже цен на крестьянских рынках. Неэффективность данной политики (вплоть до конца 1933 года) подтверждается нехваткой продовольствия в то время. [99]

Данные о смертности в советских регионах в начале 30-х годов, собранные ЦУНХУ и недавно опубликованные Уиткрофтом, демонстрируют — наиболее тяжким голод бы в некоторых областях Украины, но, тем не менее, голодали не только в Украине. Смертность в городе и деревне в 1933 году значительно превысила показатели 1932 года в большинстве регионов, а в Поволжье, на Урале, в Сибири и центральных аграрных регионах приближалась или равнялась показателям смертности в Украине. Эти сведения подтверждают выводы М. Максудова, основанные на данных переписи населения 1959 года, и недавние заявления советских украинских авторов Кульчицкого и Дьяченко о том, что голод поразил не только Украину и Северный Кавказ, но и Поволжье (по данным украинских ученых, от Горького до Астрахани), Центрально-черноземную область, районы Урала и Казахстана. Кроме того, как указывает один из украинских исследователей, пострадали даже такие регионы, как Вологда и Архангельск. [100]

Дефицит продовольствия и его последствия усилили оппозицию сталинскому руководству в партии. По данным Бориса Николаевского, голод, охвативший страну к 1932 году, и последующий спад производства стали причиной образования «антисталинского большинства» в Политбюро, поддерживавшего «платформу Рютина» и прочие оппозиционные программы. Члены партии и правительственные функционеры были недовольны нехваткой продовольствия и заготовительной кампанией 1932 года. Чтобы подавить недовольство, правительство в конце 1932 года инициировало суровые чистки на Северном Кавказе и в Украине, а в следующем году распространило их на всю страну. [101]

Снижение урожая привело и к уменьшению государственных запасов зерна для продажи за рубеж. Запасы начали таять после урожая 1931 года, пострадавшего от засухи, и последующих заготовительных кампаний, что вызвало голод в Поволжье, Сибири и других регионах. В 1932 году советское руководство было вынуждено вернуть зерно в эти регионы. Низкий урожай 1931 года и возвращение зерна в регионы, пострадавшие от голода, вынудило правительство сократить объем экспорта зерна с 5,2 миллиона тонн в 1931 году до 1,73 миллиона тонн в 1932 году. В 1933 году экспорт зерна был сокращен до 1,68 миллиона тонн. Зерно, вывезенное за рубеж в 1932 и 1933 году, могло бы накормить многих людей и облегчить последствия голода: так, например, 345 000 тонн, проданных на экспорт в первой половине 1933 года, могли бы обеспечивать 2 миллиона человек ежедневным рационом (1 килограмм) на протяжении полугода. И тем не менее этот объем экспорта составил всего половину от 750 000 тонн, экспортированных в первой половине 1932 года. [102] Вопрос о том, каким образом советское руководство рассчитывало баланс понижения объемов экспорта и сокращения внутренних поставок продовольствия, остается без ответа, но доступные нам источники говорят о том, что дальнейшее сокращение или прекращение экспорта советского зерна могло бы привести к катастрофическим последствиям. В начале 30-х годов цена зерна на мировом рынке упала, и условия внешней торговли стали неблагоприятными для Советского Союза. Задолженность государства росла, а потенциальная возможность погашения долгов уменьшилась. Западные банкиры и чиновники уже начали задумываться о возможности конфискации советской собственности за границей и отказе в дальнейшем кредитовании в случае возможного дефолта Советского Союза. Таким образом, отказ от экспорта мог бы поставить под угрозу реализацию плана индустриализации, и, по мнению некоторых обозревателей, даже стабильность режима. [103]

Хотя правительство не прекратило поставки на экспорт, оно пыталось облегчить последствия голода. 25 февраля 1933 года декретом ЦК были выделены ссуды в виде семенного фонда: 320 000 тонн для Украины и 240 000 тонн для Северного Кавказа. Семенные ссуды получили также в Нижнем Поволжье и, вероятно, в других регионах. Кульчицкий приводит данные украинских партийных архивов, доказывающие, что общая помощь Украине к апрелю 1933 года превысила 560 000 тонн, в том числе свыше 80 000 продовольствия. Помощь только Украине на 60 % превышала объем зерна, экспортированного за тот же период. Общий объем помощи пострадавшим от голода регионам более чем в 2 раза превысил объем экспорта за первое полугодие 1933 года. Судя по всему, тот факт, что больше помощи не оказывалось, стал еще одним последствием плохого урожая 1932 года. После неурожаев 1931, 1934 и 1936 годов заготовленное зерно было возвращено крестьянам за счет сокращения объемов экспорта. [104]