Низкий урожай 1932 года говорил о том, что у правительства нет достаточных количеств зерна для поставок продовольствия и семян городу и деревне, а также на экспорт. Власти сократили все, что было возможно, но в итоге интересы деревни оказались на последнем месте. Суровые планы хлебозаготовок 1932–1933 гг. способствовали облегчению ситуации с голодом только в городах. Без хлебозаготовок в городах был бы такой же уровень смертности, как и на селе (хотя, как отмечалось выше, уровень смертности в городе также поднялся в 1933 году). Суровость и географический масштаб голода, резкое сокращение объемов экспорта в 1932–1933 гг., потребность в семенах, и хаос, царивший в Советском Союзе в те времена — все эти факторы подводят нас к выводу о том, что даже полное прекращение экспортных поставок было бы недостаточным инструментом для предотвращения голода. [105] В такой ситуации трудно согласиться с версией о том, что голод стал результатом хлебозаготовок 1932 года и сознательным актом геноцида. Именно низкий урожай 1932 года привел к неизбежности голода.

И хотя низкий урожай 1932 год можно считать смягчающим обстоятельством, правительство все-таки несет ответственность за лишения и страдания советского населения, пережитые им в начале 30-х годов. Представленные здесь данные позволяют более точно оценить последствия коллективизации и насильственной индустриализации, чем можно было сделать ранее. В любом случае эти данные показывают, что последствия этих двух программ оказались хуже, чем предполагалось.

Кроме того, они доказывают, что голод действительно имел место, и был вызван провалом экономической политики, «революцией сверху», а не «успешной» национальной политикой, направленной против украинцев и других этнических групп. Представленные в данной работе данные могут помочь не только в переоценке голода как явления, но также в переоценке всей советской экономики в период первой пятилетки и последующие годы.

Данная статья впервые была напечатана в 1991 году и стала моей первой опубликованной работой. Цитаты из этой статьи приводили многие авторы, и она спровоцировала противоречивые отзывы совершенно неожиданным образом. В данном послесловии обсуждаются некоторые моменты, которые с точки зрения читателя могли показаться типичными примерами, недостойными научного обсуждения, или просто скучными. Конечно, проблема состоит не только в научности, но и в том, что именно данные критические замечания говорят о характере и менталитете авторов, критиковавших мою работу.

В моей статье подвергается критике работа британского исследователя Роберта Конквеста, и этот господин написал два письма в ответ на мою статью. Оба письма были опубликованы в Slavic Review и снабжены моими комментариями. В своих письмах господин Конквест никогда не подвергал сомнению мои главные аргументы, вместо этого он обсуждал всего два момента.

Во-первых, он утверждал, что из-за голода погибло большее число людей, чем он полагал раньше. Я ответил, что приводить такой довод было ошибкой. Тем не менее, свидетельства, подтверждающие более высокий уровень смертности, лишь подкрепляют мое убеждение в том, что урожай был низок, а более высокий уровень смертности говорит о том, что на селе оставалось меньше зерна после государственных хлебозаготовок. (См. Slavic Review, vol. 51, № 1, Spring 1992, pp. 192–194).

Во-вторых, он ссылается на некую неопубликованную статью советского ученого В. П. Данилова, утверждающего, что Советский Союз обладал огромными запасами зерна в 1932 году. Когда пришло это письмо, я был в Москве, и я отправился в архивы, чтобы ознакомиться с тем ключевым документом, который использовал Данилов. Это был документ по планированию: в нем не было ни слова о том, что страна обладала такими запасами, а скорее говорилось о том, что правительственные чиновники планировали (или надеялись) получить такие объемы запасов после уборки урожая 1932 года. Поэтому утверждение Данилова и Конквеста о том, что Советский Союз обладал крупными запасами в 1932 году, основано на неверной трактовке содержания первоисточников (Slavic Review, vol. 53, № 1, Spring 1994, pp. 318–320).

После этого господин Конквест больше не присылал комментариев к моей статье.

Американский ученый Джеймс Мейс писал о моей статье в своей работе, опубликованной в 1995 году в Украине (Політичні причини голодомору в Україні (1932–1933), «Український історичний журнал», № 1, 1995, с. 34–48). Мейс обсуждал мою статью таким образом, который можно считать неточным и вводящим в заблуждение.

Во-первых, Мейс писал, что мои статистические данные наводят на мысль о том, что Украина получила достаточный объем урожая для всего населения, приблизительно 6,6–8,5 миллиона тонн, или по 590–700 граммов зерна в день на душу населения. Во-вторых, Мейс приводил цитаты из воспоминаний о том, что урожай 1932 года не был низким, и тут же ставил вопрос: почему же так много людей из самых разных мест говорили, что помнят о недостаточности этого урожая? Несколькими годами ранее Мейс организовал в конгрессе США слушания, во время которых показания дали лишь несколько украинских иммигрантов, и еще меньшее число украинцев говорило о большом урожае.

В 2002 году в одном из интернет-источников появилось сообщение о том, что Мейс обрушился на мою статью с еще более суровой критикой: он откровенно назвал мои доводы «беспочвенным статистическим многословием» и «хламом», и это его заявление было растиражировано в интернете (Тарас Кузьо, Отрицание террора голодом не прекращается (Denial of famine-terror continues unabated), «Радіо Свободна Європа/Радіо Свобода», Польша, Беларусь и Украина, отчет, том 4, номер 23, 12 июня 2002 года и прочие источники).

Я отреагировал на последнее заявление («Радіо Свободна Європа/Радіо Свобода», Польша, Беларусь и Украина, отчет, 25 июня 2002 года, том 4, номер 25). Основная проблема со всеми доводами и критикой со стороны Мейса и Кузьо состоит в том, что они нарушают фундаментальные принципы научного исследования. Они упускают и игнорируют свидетельства, говорящие не в пользу их теорий, искажают аргументы, приведенные в моей работе, и прибегают к несвойственным науке уничижительным замечаниям.

Так, например, Мейс пишет, что основанный на моих данных расчет показывает, что урожая зерна в Украине хватало для того, чтобы украинцы могли выжить. Он хочет сказать, что если бы советское правительство не вывезло заготовленный в 1932 году в Украине хлеб, в Украине не было бы голода. Без каких-либо оснований он предполагает, что зерно, заготовленное в украинских деревнях, было вывезено из Украины, а это — неправда: часть этого зерна была направлена в виде продовольствия голодающим горожанам Украины, а другая часть была возвращена в деревни в качестве продовольственной и семенной помощи для посева и сбора урожая 1933 года. Мейс игнорирует представленные мной и другими учеными свидетельства в пользу того, что правительство сократило планы хлебозаготовок на 1932 год, и в 1933 году отправило зерно обратно в украинские деревни и села Советского Союза, чтобы помочь голодающим крестьянам.