Шрифт:
– Успокойся, Нада!
– воскликнула мать.
Ибрагим сердито взглянул, не веря.
– Что ты имеешь в виду?
– Я больше не невинна.
Раздались причитания женщин. Рамиза упала в обморок. Глаза Ибрагима безумно расширились.
– Ты лжешь!
– нелепо закричал он. Он в недоумении замахал руками.
– Это правда, что ты говоришь?!
– Да.
– Тебя изнасиловали, взяли против твоей воли. Так это случилось!?
– Нет, отец, я сама хотела.
– У тебя... у тебя ребенок!
– Возможно, но может быть и нет. Какая разница?
– Кто он?
– Они, отец.
– Ты это сделала нарочно, чтобы унизить меня!
– Да, так, отец.
– Нарочно... чтобы унизить меня... лишить меня чести... Ты это сделала...
– Я слышала много раз, как ты спрашивал: кто скажет льву, что его дыхание плохо пахнет? Ты дикарь, отец. Если сейчас ты чувствуешь боль, то чувствуй ее глубоко и силь-но, потому что это та боль, которую ты причинял мне каждый день моей жизни. Я не бо-юсь за свою жизнь, потому что она никогда на самом деле не начиналась. Ее никогда не было. Я никогда не жила для себя, только для тебя. Так что исполняй свой благородный долг.
– Нада, очнись!
– Иди к черту, отец.
– Нада!
– Когда-то Ишмаель читал мне об иерихонской шлюхе, которая прятала шпионов Иисуса Навина. Так что отомсти за позор, который принесла тебе твоя дочь-шлюха. Я пойду гулять по улицам Иерихона. Ты меня найдешь.
Она вышла, а Ибрагим бросился в свою спальню и вернулся, застегивая пояс с ви-севшим на нем кинжалом. Он рванулся к выходу. Агарь загородила ему дорогу, упала на колени, обхватила его руками.
– Нет, Ибрагим! Прогони ее. Мы никогда не произнесем ее имени!
Рамиза повисла на нем, обняв его руками. Он яростно отшвырнул их, отпихнул об-ратно. Они скорчились на полу, рвали на себе волосы, а он, шатаясь, вышел вон.
Тело Нады нашли в канаве на следующее утро. Шея у нее была сломана и горло пе-ререзано. Ее волосы были грубо острижены.
Глава тринадцатая
Увидев у моста Алленби доктора Мудгиля с мукой на лице, я без слов понял, что случилось.
– Нада, - только и сказал он.
Как странно. Я не заплакал. Доктор Мудгиль просил меня не ходить в дом отца. Он просил меня уехать вместе с ним в Лондон.
– Нет. Сейчас я пойду домой.
Странно... я не мог плакать... и не был испуган...
Я заметил ужас в глазах матери, прикованных ко мне, когда я проталкивался через испуганных соседей. Я вошел в гостиную.
Хаджи Ибрагим сидел в своем большом кресле, ожидая меня. Его глаза в красных жилках были вдвое больше, чем обычно. Лицо отражало причудливые тени от мерцающе-го света свечей перед фотографиями Омара и Джамиля. Я смотрел на него, наверно, целый час. Не было слышно ни звука, кроме нашего хриплого дыхания.
– Говори! Говори! Я приказываю тебе говорить!
– сказал он чужим голосом.
Прошел еще час. Его глаза вкатились обратно в голову. Он выкарабкался из своего кресла и неровной походкой подошел к столу. Он распахнул одежду, вытащил свой кин-жал, еще со следами крови Нады, и воткнул его в стол.
– Ты... ты когда-то был моей надеждой...
– проскрипел он.
– Но у тебя нет храбрости женщины.
– Он подошел ко мне и обнажил горло.
– Давай, Ишмаель, сделай это!
– О, да, да. Я собираюсь убить тебя, отец, но сделаю это по-своему. Твой кинжал мне не нужен. Я просто буду говорить. Я буду говорить с тобой - на смерть. Так что открой свои уши, отец, и слушай очень внимательно.
– Он уставился на меня. Я начал.
– В Яффо я сам видел, как обеих твоих жен и Фатиму насиловали иракские солдаты!
– Ты лжец, - прорычал он.
– Нет, отец, я не лгу. Их было восемь или десять, и они один за другим подходили к женщинам, и я видел, как в них входят их огромные мокрые скользкие члены!
– Лжец!
– Они бросались на голые тела твоих жен. Они хохотали и шлепали их по задницам! Они отлично провели время!
– Лжец!
– Продолжай, отец! Вытащи из стола свой кинжал и убей меня. Убей нас всех!
Внезапно Ибрагим схватился за грудь и вскрикнул, как будто его пронзила острая боль. Он стал хватать ртом воздух:
– Сердце... мое сердце...
Он закружился по комнате, натыкаясь на все. Он упал. Я встал над ним.
– Не можешь вытащить из стола свой кинжал, отец? Нет? Плохи дела. Я видел, как полдюжины их трахали мать на полу! Трахали на полу!
– А-а-а-а-а!
Он стоял на четвереньках, ползая, извиваясь и давясь, и сопли свисали у него из но-са, из глаз, изо рта.
– А-а-а-а-а-а!
Он добрался до стола и попытался встать. Он обхватил рукоятку кинжала и дернул. Он не поддался. Стол опрокинулся. Он лежал и булькал, вскрикивал, потом затих совсем.