– Что же это?

– Любовь. Да, евреи любят друг друга. Они не стали бы мириться с тем, что собра-тья-евреи живут в таком рассаднике заразы, как Акбат-Джабар.

– Отец в глубине души это знает. Он не может больше соглашаться с этим. В конце концов, отец пытался сделать по-другому.

– Да, пытался.

– А теперь... иногда я его не понимаю. Он говорит, что теперь, когда русские стали союзниками Насера, Насер сможет объединить арабский мир как никто после Мохаммеда.

– Вздор. Ислам не способен жить в мире с кем-либо. А мы, арабы, хуже всех. Мы не умеем жить с миром, а что хуже всего, не умеем жить друг с другом. В конце концов по-лучится так, что не араб против еврея, а араб против араба. В один прекрасный день наша нефть кончится вместе с нашей возможностью вымогать. Мы столетиями не делали ниче-го, чтобы человечеству стало лучше, если не считать подарками человечеству убийц и террористов. Мир пошлет нас ко всем чертям. Мы, кто старался унизить евреев, сами окажемся униженными как накипь земли. Да отложи ты этот глупый черепок, и давай-ка вы-пьем кофе.

Через минуту мы уже сидели по обе стороны его письменного стола, на моем люби-мом месте. Оно было самым лучшим местом, пока я не заметил, как он морщится от боли.

– Как ты знаешь, Ишмаель, у меня никогда не было детей. Я боялся, что родится что-нибудь кривое вроде меня. Не думал ли ты о возможности отправиться со мной в Лондон?

– О, доктор Мудгиль, я мечтал услышать ваши слова. Но я знаю, что если уеду, то никогда не смогу взглянуть в лицо самому себе. Я не могу стать предателем.

– Предателем чего? Общественной системы, которая никогда не даст тебе свободы или красоты уникальной мысли?

– Я не оставлю Наду, пока она не будет в безопасности. А что касается отца...

– Разве ты не понимаешь? Ты и Нада - пешки в его отношении к миру, которого он никогда не увидит. Ишмаель - это смутная мечта хаджи Ибрагима о будущем. А Нада - это смутная память о Табе и о его прошлом, эйфория оттого, что он отправит ее к какому-нибудь великому шейху или богачу. Неужели ты хочешь прожить всю жизнь ради стари-ковских фантазий?

– Не надо, пожалуйста. Вы сами сто раз говорили мне, что никто не может порвать связей с арабским обществом. Разве вы будете свободны, даже оказавшись в Лондоне?

– Нет, я никогда не буду свободен, но я окончу свои дни без разочарования и злобы. Всякому достается лишь половина каравая. Попытайся, Ишмаель. Забирай свою сестру и беги.

– Вы думаете, я не провел тысячу и одну ночь, задумывая бегство?

– Так уходи, мальчик, уходи!

– Куда, доктор Мудгиль, к семи раям?

Я вышел на улицы Иерихона, и мои легкие заполнились горячим спертым воздухом. Когда я миновал цепочку лавочек и кафе, все приветственно кивали мне из уважения к моему отцу.

По улице прогрохотал грузовик с федаинами, подняв облако пыли. Они стреляли в воздух из своих винтовок.

– Итбах аль яхуд!
– скандировали они.
– Смерть евреям!

В громкоговорителе кудахтало каирское радио. Президент Насер обличал веролом-ство американцев и сионистов.

Военная лихорадка нарастала. Все накачивали себя для близкой битвы против Из-раиля.

В сточной канаве играли уличные мальчишки.

Я остановился перед калекой-нищим и дал ему монету. Когда-то был нищим и док-тор Мудгиль. Его спасли. Но этому парню такая удача не светит.

Что это читал мне доктор Мудгиль из Т.Э. Лоуренса, этого великого арабского героя из англичан? Он сказал... дайте подумать... вот, вспомнил: У арабов нет полутонов в их зрительном регистре... Они не допускают компромиссов и до абсурда следуют логике своих идей, не замечая несовместимости противоположных выводов. Их убеждения порож-дены инстинктами, их действия интуитивны...

Умница этот Лоуренс Аравийский, умница.

Понедельник, 29 октября 1956 года

ВОЙНА!

Захватив два года тому назад контроль над египетским правительством, полковник Гамаль Абдель Насер с этого момента пошел по пути, с которого нет возврата. Его цель - уничтожить Израиль, неотступная мысль, о которой он часто заявлял.

Мы с отцом следили за событиями с откровенно противоположной реакцией. Я не видел в войне цели, коль скоро это касалось палестинских беженцев. Несмотря на обога-щение Сабри, Насер реально ничего не сделает для улучшения нашего положения. Если он победит и мы вернемся к нашим домам, мы всего лишь сменим иорданскую тиранию египетской. Он всего лишь использует нас.

Но хаджи Ибрагима целиком захватила насеровская лихорадка. Теперь он мог рас-суждать только в терминах войны против евреев. Он был неспособен предвидеть, что произойдет вслед за тем днем, когда мы вернемся в Табу.

Я не излагаю вам различных эпизодов в том порядке, как они произошли, ибо они нередко перекрывались по времени и переплетались. Важно, однако, что делали Насер и другие арабские правительства.

Насер подорвал позиции Иордании, провоцируя волнения беженцев в Западном Бе-реге, и вынудил Иорданию к военному союзу под его командованием. Его крепко финан-сировали Сауды, смертельные враги Хашимитов, столь же заинтересованные в отречении иорданского руководства, как в разгроме сионистов.